Интересно, подвергались ли лошади, которые были в прошлом основ­ным индивидуальным средством транспорта, таким же атакам, как се­годня автомобили? Поносили ли наших непарнокопытных друзей за то, что они жевали кусты, когда «стояли на парковке», превращали лу­жайки в болота, когда скакали по ним, давали возможность людям про­никать в леса и долины и в итоге вытаптывать их? А как насчет травм из-за того, что люди сваливались с лошадей или лошади сбрасывали их? И что говорить об угрозе погребения городов под лошадиными экскрементами?

Я никогда не читал газеты тех дней, но если они похожи на сегод­няшние, то не позавидовал бы лошадям. Хотя, насколько я знаю, в средние века еще не было «борцов за безопасность», «шокового теле­видения» и адвокатов, специализирующихся на исках о возмещении ущерба!

Меня всегда удивляла нелюбовь некоторых слоев общества к лич­ным автомобилям, поскольку автомобиль единственное быстрое и комфортабельное транспортное средство, которое позволяет легко пре­одолевать географические и политические границы. Это не только сред­ство передвижения, но и средство испытать восторг, отдохнуть и по­чувствовать себя свободным н независимым. Автомобиль удовлетво­ряет как физические, так и эмоциональные наши потребности.

По почему-то каждый год мы слышим крики возмущения против автомобилей и автовладельцев. Большинство из этих протестов лишь ненадолго привлекает внимание и быстро забывается. Помните весь шум вокруг насилия на дорогах? Защитники общественного блага со­всем недавно из кожи вон лезли, беспокоясь об увечьях, наносимых автомобилями. Сегодня в Америке, даже такой авторитет, как Аме­риканская автомобильная ассоциация (старая добрая ААА), спраши­вает: а была ли эта кампания чем-то большим, чем желанием ученых мужей поговорить на мудрые темы в воскресных утренних ТВ-шоу. ААА сообщила, что для беспокойства никаких статистических осно­ваний нет: на дорогах случается не более 50 убийств в год. Это при­мерно столько же, сколько умирает за год от удара молнией или уку­сов ядовитых змей.

Власти все же решили действовать. В штате Нью-Йорк дороги патрулируют фургоны без опознавательных знаков, чтобы обнару­жить случаи насилия. За водителями, подозреваемыми в склоннос­ти к насилию, наблюдают и записывают их действия на видеокаме-

и

ру. Нью-Йорк и шесть других штатов готовятся принять законы про­тив насилия на дорогах, если оно когда-нибудь будет обнаружено в реальности.

Почему так ругают автомобиль? Мой личный опыт жизни и работы в разных странах убедил меня, что есть тесная связь между нелюбовью к автомобилю и распространенностью элитарно-коллективистской политической философии. Интеллектуальная элита левого толка все­гда считала, что мир станет лучше, если им будут управлять они и куч­ка их единомышленников. Они хотели создать таким способом мир «честности» и «справедливости», который в реальности не существу­ет, но о котором все мечтают. Они забывают (или игнорируют) уроки истории, показавшей, что при всех своих несовершенствах рыночная экономика гораздо ближе к этому идеальному миру, чем потерпевшие полное банкротство и дискредитированные централизованные экоио - мические системы. Они говорят, что на этот раз все будет по-другому, потому что теперь «управлять будем мы, а мы знаем, что хорошо для людей и для общества».

Одно из ключевых условий изменения общества, чтобы оно стало «обществом для всех, честным, справедливым, экологически чистым» (используя язык, типичный для такой элиты), сделать так, чтобы люди оставались на одном месте.

Как вы сможете получать с богатых высокие налоги, если жертва налоговых инспекторов может сказать: «Ну, с меня достаточно!», про­дать дом, сесть в свой автомобиль и переехать туда, где налоги ниже?

Как вам удастся провести грандиозную, но непопулярную перепла­нировку центра города, если люди, которым это не нравится, просто переедут жить в пригороды? Вот в чем настоящая проблема с автомо­билями. Мобильность, которую они предоставили, позволила надоед­ливым гражданам свободного мира «голосовать ногами» («Ку-ку, меня уже здесь нет!») и искать для себя «более свежие и зеленые пастбища» (иногда в буквальном смысле). AG''

Я не утверждаю, будто каждый, кого беспокоят транспортные проб­ки в городах и другие проблемы, связанные с личными автомобилями, это обязательно «свернутый левацкий экстремист». Просто я пока не встречал в своей жизни человека с правыми взглядами, который оы по­носил автомобили или беспокоился о том, что люди сумеют выскольз­нуть из-под отеческого контроля правительства.

Один эпизод, относящийся к тому времени, когда я работал в гер­манском представительстве компании Ford в 1975 году, очень показа­телен. В это время канцлером был социал-демократ Гельмут Шмидт, и в его правительстве, как это бывает в подобных случаях, были пред­ставлены и умеренные, и решительно настроенные левые. Министром культуры, как я помню, была как раз дама, склонная к левому экстре­мизму. Она обратилась в нашу компанию и спросила, не пожелаем ли мы, чтобы наши рабочие посмотрели только что поставленную оперетту (государство спонсировала эту постановку), которая при помощи пе­сен и танцев вызовет духовный подъем у всех германских раоочих. «Почему бы и нет?» подумал я. И поскольку министерство культу­ры взяло на себя расходы по превращению одного из наших цехов в импровизированный театр, было невежливо отказаться.

В ту судьбоносную пятницу мы раздали программки рабочим, в ко­торых приглашали их посмотреть бесплатный мюзикл, и поместили объявление в заводской газете, чтобы все узнали о предстоящем спек­такле'. Когда я заглянул в тот цех, где' должен был состояться спек­такль, те) увидел огромные не>вые белые фургоны министерства куль­туры е* названием спектакля. Денег на эте> мероприятие явне) не по - жалели.

Во время представления было оче'нь много пустых мест. Шоу наблю­дали пе)лдюжины рукове)дителей нашей компании, несколько лидеров пре)Социалистичс'ского профсоюза и Кельнский совет рабочих компа­нии Ford гючти в полном составе. Я произнес краткую приветственную ре'чь как исполнительный директор немецкого отделения компании l ord, после меня выступил министр, а затем начался мюзикл, страшно скучный и политизированный. Его основным содержанием были при­зывы к рабочим в свободное1 время заниматься политикой. После окон­чания руке)ве)дителей компании пригласили на прием. Вот тут-то ми­нистр и выдала мне по первое число.

Почему зрительный зал был полупустым? Где же были рабочие? Это было возмутительное, унизительное публичное оскорбление прави­тельства! Я попытался ее успокоить. Я объяснил, что сделал все воз­можное', чтобы собрать аудиторию, и даже' приказал для отелю закон­чить работу гюраныпе. По это была пятница, и рабочие предпочли сесть в свои машины, навернеш, захватили лодки и пех'хали на прекрасные озера, которых много в тех местах. «Вы чте), не можете контролировать своих рабочих?» возмутилась она. Я отве'тил, чте) мы даже' и не пы­таемся, тем более после ежончания рабочего дня. Мне было сказане), неужели я не понимаю, какое эте) пустех' время пре) вождение мчаться в машине' в загородную хижину вместо те)го, чтобы остаться в городе и вести политическую работу для улучшения положения пре)летариата? Я отве'тил, что предоставляю сделать этот выбор каждому самостоя­тельнее гГут она выпрямилась ве) весь рост и, буквальне) пронзив меня взглядом, сказала: «Мы позаимствовали эту программу в Восточной

Германии, и можете не сомневаться, когда коммунистический дирек­тор говорит своим рабочим, что они должны остаться после работы и посмотреть мюзикл, который получил поддержку правительства, они останутся!»

Я ответил, что при коммунизме у них просто нет машин, в которых они могли бы куда-нибудь уехать. «Это о таком обществе вы мечтае­те?» спросил я ее. Она произнесла слова, которые (но крайней мере, для меня) оказались незабываемыми: «Те из нас, кому доверена власть, должны делать то, что правильно. Очень часто люди не понимают, в чем состоит их подлинное счастье, и мы должны заставить их быть сча­стливыми, если это необходимо».

Вот так: заботливый, умный, элитарный человек левых убеждений, который знает, что лучше для всех нас! Но генеральный план, как ни странно, работает лучше, если мы все же разрешим этому чертову ав­томобилю уехать туда, куда тянет водителя.

Поводы могут быть разными. То начинают говорить, что погибают хвойные деревья из-за автомобильных выхлопов, как это было в Евро­пе в начале 80-х, то звучат «шаманские заклинания» об автомобилях, из-за которых произошло глобальное потепление (если все легковуш­ки и грузовики на планете остановятся, это снизит выброс в атмосфе­ру углекислого газа на «колоссальную» величину 0,4%), то о спортив­ных «автомобилях-убийцах» (снова эти вредные покупатели покупают мощный автомобиль 4x4 вместо экологически корректной малолитраж­ки), то о «дьявольских воздушных подушках безопасности». А вот при­чина всегда одна и та же: автомобили очень мешают введению столь желанного для левых тотального социального контроля. Для введения контроля вы сначала должны ограничить свободу передвижения. Ком­мунизм потерпел неудачу при попытке сделать это, и если автолюби­тели будут бдительны, то же будет и с попытками экстремистов от эко­логии достичь этой же цели под другим идеологическим прикрытием. И можете назвать меня параноиком. У меня есть любимая поговорка: «Даже, если вы считаете, что вас преследуют, это еще не значит, что за вами никто не охотится».