Сталкиваясь с укладом жизни аборигенов, наша цивилизация, которой мы так гордимся, порождает все новые и новые конфликты.

Чета пожилых аборигенов покинула свой дом в Сиднее и ушла на север, сказав соседям, что хочет провести отпуск так, как жили их предки. Это восприняли как причуду, но че­рез несколько недель газеты запестрели сообщениями о про-

павших. В воздух были подняты полицейские вертолеты. После долгих поисков супруги были найдены в пустыне, спящими на земле у костра. Все это время они питались яще­рицами и змеями. На попытку полиции увезти их домой от­ветили отказом и даже пригрозили подать в суд за вторжение в частную жизнь.

Городок Алис-Спрингс в центре Австралии считается сто­лицей аборигенных территорий — места их традиционного

проживания, где запрещено любое вмешательство в есте­ственный ритм природы. В сотне километров от городка воз­вышается загадочный Улуру — огромный, будто упавший с неба камень-великан. На рассвете он черный, днем багро­вый, вечером кроваво-красный. Это священное место абори­генов, верящих, что отсюда произошел мир и они сами.

Мне довелось объехать немало их поселков. Легкие до­мики, построенные государством, нередко пустуют, потому

что аборигены отказываются в них поселяться, предпочитая традиционный образ жизни — под открытым небом. Но ци­вилизация наступает. В каждом поселке мини-супермаркет, а рядом можно увидеть, как жарят на костре убитого кенгуру. Хотя сегодня это уже редкость.

Взаимоотношения между аборигенами и государством запутанные. Два века назад на них охотились, как на зверей, и теперь у властей комплекс — не дай бог обвинят в ущем­лении прав.

Каждый абориген получает еженедельное пособие в не­сколько сотен долларов. Увы, учитывая склонность к созер­цательному образу жизни, эта субсидия порой не стимули­рует потребности трудиться и поощряет заимствованную у нас любовь к алкоголю.

Как-то в одном из поселков ко мне подскочил подвы­пивший абориген, что-то сунул в руку и убежал в паб. Он только что получил пособие и отдал его мне —незнакомому человеку — «на сохранение», чтобы не пропить все... Любое недовольство аборигенов воспринимается правительством болезненно, и власти готовы идти на уступки, чтобы его погасить. Это приучает народ к капризности, ощущению своей исключительности, «качанию прав», чем нередко пользуются оппозиционные политики. Сейчас, например, началось движение за то, чтобы белые выплатили «кон­трибуцию»: жители поселков или ферм, расположенных на землях традиционного проживания аборигенов, должны выплатить «отступные» — по несколько сотен тысяч дол­ларов за гектар. Это возмущает белых, которые требуют «равных прав».

Но простые аборигены в этих политических играх не за­мешаны. Их отношения с белыми в районах совместного проживания чаще всего дружеские. Мы сидим в пабе, в цен­тре поселка, где добывают опалы. На улице — пятидесяти­градусная жара. «Мама Элла», как любовно называет ее весь поселок, отхлебывает пиво и затягивается сигаретой... Лицо

черное, как ночь, а глубоко посаженные глаза отливают фио­летовым блеском. Из их глубины на тебя смотрят тысяче­летия истории ее народа. «Сколько вам лет?» — спраши­ваю я. Она смеется: «Двадцать один — по духу. Плюс восемь детей». — «Вы что-нибудь слышали о России?» — «Мало». — «Не хотели бы съездить в Москву?» — «Лучше в Будапешт, хочу познакомиться с Ракоши». — «С кем?» — удивляюсь я. «С Ракоши, их президентом». «Он давно умер. Откуда вы о нем знаете?» — «Муж рассказывал, он был венгр».

После Второй мировой войны в далекие районы Австра­лии приехало немало парней из Европы. Одни — за счастьем, другие — подальше от своих тоталитарных режимов, третьи скрывались от правосудия. Женщины неохотно следовали за ними в эти нелегкие для жизни края, так что женились они на местных. Отсюда много смешанных браков — с по­ляками, немцами, чехами, югославами.

Не все аборигены живут на северных территориях, около четверти — в больших городах. На севере их основные заня­тия — уход за скотом, охота, работа на крокодильих фермах. Много самобытных художников, пишущих на коре. В горо­де круг занятий сужается. Конечно, есть чиновники, рабочие, люди с высшим образованием и даже несколько поэтов и пи­сателей, но это пока единицы. Город продолжает действовать на них разрушающе. В отдаленных районах еще можно уви­деть такую картину. Аборигены смотрят кино. На экране целу­ются. Зрители дружно опускают глаза — целоваться на людях неприлично... Какой же дикостью покажется после этого паб аборигенов-гомосексуалистов, куда я однажды попал в Мель­бурне!

Просиживая долгими вечерами у костра, слушая их му­зыку, созвучную эху буша, их рассуждения о природе души и ее связи с миром космоса, о нас, белых, не понимающих величия жизни, я не раз чувствовал, что эти «пришельцы из каменного века» куда мудрее и глубже нас.

GEO. 1998. №7.