орошо известно, что одним из самых древних колен израилевых был род Леви, библейских свя­щеннослужителей. От них и происходят современ­ные Левины, Левитины, Левитаны... И Левиты тоже.

За столетия «обкатывания» в диаспоре язык добавил в конце этой фамилии еще одно «т», привычно зву­чащее для английского слуха. Если после этого напо­минания открыть карту Большого Нью-Йорка, то на западной оконечности Лонг-Айленда можно обнару­жить отнюдь не маленький (55 тысяч населения) го­род Левиттаун (Levittown). Столь же внушительный город-«тезка» есть и в юго-восточной части штата Пенсильвания. Нечасто, скажем прямо, можно встре­тить вне Израиля ивритское слово, увековеченное в названии городов. Кто же такой этот Левитт, потомок славного рода, дав­ший свое имя не только американской топонимике, но и американскому образу жизни в виде незаурядного социального явления, знакомого мил­лионам в этой стране, — «левиттаун»?

Родился Уильям (Билл) Левитт в 1907 году в Бруклине (Нью-Йорк). Его отец Авраам был сыном польских эмигрантов, сумевшим, в отличие от многих выходцев из «ист-сайдского гетто», выучиться и стать адвока­том, специальностью которого были дела о недвижимости. Не в пример отцу Билл не проявлял рвения к наукам, оставив университет на третьем курсе. Он нетерпеливо искал себя в бизнесе, что и произошло в 1929 году, когда впервые заявила о себе семейная строительная компания «Levitt 8с Sons» во главе с президентом Уильямом Левиттом. Роли были распре­делены так: младший брат Альфред проектировал дома, Билл занимался

подготовкой производства, финансированием, рекламой и продажей, а глава клана отвечал за подготовку стройучастка. Попутные ветры задули в паруса молодой фирмы. В первые четыре года Левитты построили по индивидуальным проектам шестьсот загородных домов на Лонг-Айлен­де, в течение следующих семи — еще две тысячи. Но все это были еди­ничные заказы состоятельных покупателей, а бурный темперамент моло­дого предпринимателя жаждал масштабности.

Первый крупный подряд оказался военным. С началом сражений Второй мировой войны морским силам США срочно понадобилось

2500 сборных домов, и фирма Левиттов четко по­ставила узлы и детали для них за восемнадцать ме­сяцев. Этот опыт понадобится лейтенанту Биллу Левитту, когда он будет проходить службу в стро­ительных отрядах «Морские пчелы», возводивших аэродромы на островах Тихого океана. Вне везде­сущих профсоюзов и завышенных формально­стей проектных норм, под прессом только сроков, от которых зависели жизни, — он проходил уско­ренные строительные «университеты», которые «гражданка» никогда бы не открыла ему. Война еще не закончилась, а Билл уже точно знал, чем займется в мирной жизни: массовым строительст­вом домов для ее участников. Своим коллегам, та­ким же «морским пчелам», дюжина которых вскоре последует за ним в будущее, он шутливо повторял: «Деньги! Их следует выпросить, одолжить, украсть, наконец, и затем — строить и строить!»

Жилищное строительство в США еще со времен Великой депрессии находилось в обозе индустриализации, а к концу войны, когда начали прибывать демобилизованные, ситуация из тяжелой превратилась прос­то в угрожающую. Вчерашние солдаты, возвращаясь к женам или заводя семьи, не откладывали «в долгий ящик» рождение детей (этому периоду принадлежал самый высокий демографический показатель деторождения за двадцать предшествующих лет). А что же домашнее жилье? В лучшем случае — небольшие арендованные квартиры, в худшем — на несколько ближайших лет проживание вместе с родителями. При совсем безнадеж­ных обстоятельствах использовались даже старые трамваи или «дома» из гофрированных листов железа.

И над каждым вступающим в гражданскую жизнь продолжала витать «американская мечта» о собственном доме! Каждый вечер он встречался
с ес воплощением на телевизионном экране в бесконечных голливудских фильмах: самоуверенный папа, счастливая мама, румяные, послушные дети, посещающие хорошие школы. Вспомним, что самой первой по по­рядку мечтой среднего американца была автомашина. Материализовал ее промышленный гений Генри Форда, еще в 20-е годы начавшего вы­пускать дешевый и прочный автомобиль. В формуле массового счастья «саг-house» не хватало последнего звена. Этот вакуум и решил заполнить Уильям Левитт.

Как ни банально звучит, но Билл действительно оказался «в нужное время в нужном месте». О послевоенном времени уже сказано. Что же касается «места», то население больших городов, уставшее от ежеднев­ного перенапряжения, суеты и тесноты, потянулось к еще неосвоенным, «тихим» пространствам окрестностей и предместий. Благодаря быстро развивающейся сети дорог и шоссе пригород перестал отпугивать своей некомфортной отдаленностью. Городская Америка стояла на пороге со­здания своих «спальных районов».

В качестве «полигона» для реализации беспрецедентного замысла Ле­витт приобрел в 1947 году огромное картофельное поле (400 гектаров) у городка Хемстэд (Лонг-Айленд), всего в двадцати милях от Манхэттена. На чертежах появилась сетка будущих улиц с кварталами одинаковых прямоугольников-домов. Вместе с братом-архитектором они решили, что семейный дом должен быть прост в изготовлении, удобен и дешев. Выбор пал на компактный одноэтажный коттедж, выполненный в так называемом новоанглийском колониальном стиле «Кейп-Код», по назва­нию полуострова в Массачусетсе, где когда-то появились непритязатель­ные жилища пуритан-эмигрантов.

Нынче от непритязательности остался только ностальгический си­луэт. Площадь участка составляла 600 кв. метров (памятные советские шесть соток!), и на нем, занимая 12 процентов земли, размещался од­ноэтажный дом с четырьмя комнатами: гостиной (с кухонным блоком), двумя спальнями и ванной. Под двухскатной крышей предусматривалось пространство для мансарды, которую владельцы могли оборудовать по своему усмотрению. Вместе с ключами от дома молодая семья бывшего военнослужащего получала не только отопительное и кухонное оборудо­вание, но также, в качестве стимула, стиральную машину и даже телеви­зор (середина 40-х годов!).

Перед войной традиционная группа строителей обычно возводила пять - шесть домов в год. Для массового жилищного строительства требовалась принципиально иная философия организации производства. Билл Левитт сформулировал ее в одном слове: конвейер. Он никогда не скрывал, что от­правной точкой для него послужил фордовский автомобильный конвейер.

Правда, дом— не машина, его не поставишь на движущуюся ленту с по­стоянными рабочими местами по обеим сторонам. Значит, люди должны сами двигаться от дома к дому, а в сборочную фабрику пусть превратится маленькая строительная площадка. Левитт с помощниками разбил весь технологический процесс возведения коттеджа на 26 операций, каждую из которых выполняла специализированная бригада. Полы настилала одна, стены устанавливала другая, черепицу клала третья. Маляры были «белы­ми» и «красными», а персональной задачей одного рабочего, например, яв­лялось всего лишь крепление к полу стиральной машины.

Были сомневавшиеся, считавшие, что монотонность и однообразие процессов не будут способствовать успеху. Левитты-предприниматели без стыдливого камуфляжа отвечали: «Да, вопреки мнению психологов, наши люди ежедневно выполняют одну и ту же работу. Это, конечно, мо­жет надоесть. Но их скука вознаграждается хорошим заработком». И в са­мом деле, оплата труда была высокой, если еще иметь в виду, что с самого начала Уильям отказался от найма квалифицированных работников, он называл их «плотниками с высшим образованием». Для несложных опе­раций ему была нужна не «профессура» с инструментом, а простые ра­бочие, с которыми он рассчитывался не по часам, а по результату. И еще одну «категорию трудящихся» он не принимал в компанию — членов профсоюзов. «Я полагаю, — говорил он, — что без них мы можем стро­ить дома быстрее. Возможно, как настаивал Томас Джефферсон, состав­ляя Декларацию независимости, люди рождаются равными, но в жизни они не равны: кто-то из них талантлив, кто-то недостаток таланта ком­пенсирует интенсивной работой, а кто-то и не талантлив, и не трудолю­бив. И вот здесь-то возникает профсоюз, деятельность которого можно свести к простейшей идее: защите самого медлительного и самого неэф­фективного работника».

Строительный конвейер на заасфальтированном картофельном поле был запущен на полную мощность. Тяжелые грузовики с заранее подго­товленными для монтажа крупными узлами домов прибывали друг за другом с точностью часового механизма. Интервал между машинами — 200 метров, количество готовых домов за день — 36, за неделю — 180. Сбои исключены. Чтобы система работала надежно, Левитт распрощался с по­средниками: а вдруг тамошний профсоюз вздумает объявить забастовку, и тогда внезапная нехватка гвоздей или пиломатериалов приведет к потере доходов. Тринадцать приобретенных гвоздильных машин заработали на огромном запасе металлолома; в далеком Орегоне были куплены тысячи гектаров строительного леса вместе с перерабатывающим заводом.

Уильяму Левитту принадлежит крылатая фраза: «И глупец может строить дома. Главное — сколько их он может продать и доступна ли цена». Эта формула, явно лукавая в первой части, подчеркивает, что зна­чил для него Покупатель. Стоимость первых домов была определена в сумму 7000 долларов, причем не требовалось никакой предварительной оплаты, лишь возвращаемый стодолларовый залог. (Заметим в скобках, что цена дома соответствовала двух-трехлетней зарплате промышленно­го рабочего.) На оживленном месте в центре Нью-Йорка Уильм выстроил для обозрения коттедж-образец, а в газете «Нью-Йорк Таймс» дал следу­ющее объявление: «Левиттаун открывает свои двери для вас! Ничего не требуется, кроме ста долларов. Ты — счастливый парень, мистер Ветеран! Дядюшка Сэм и крупнейший в мире строитель дают тебе возможность жить в прелестном доме внутри превосходно?! общины, не платя за него до седых волос...»

Реклама появилась в понедельник, а во вторник Билл поехал взглянуть на модель. Его встретила очередь из нескольких десятков молодых людей. «Что вы здесь делаете?» — обратился он к одному из них. «Пришел поку­пать дом Левитта», — ответил тот. «Но продажа откроется в следующий понедельник». Парень пожал плечами: «Не имеет значения». Очередь рос­ла день ото дня. Сами «очередники» поддерживали в ней порядок, чтобы можно было отлучиться, не потеряв места. В очереди постепенно обра­зовывалось некое сообщество будущих близких соседей. Когда в марте 1949 года официально открылась запись, тысяча четыреста договоров было заключено за один день. Замысел лейтенанта-строителя, зародив­шийся на маленьком тихоокеанском острове, начал осуществляться. За четыре года, с 1947 по 1951-?!, было построено 17000 домов, в которых жило 82000 человек. К их услугам были пять школ, плавательные бассей­ны из расчета один на тысячу жителей, церкви, торговые центры, мно­жество парков. И. конечно же, ни у кого не возникало сомнений, что их из «ничего» ПОЯВИВІШШСЯ город должен называться не иначе как «Левит­таун» — тем именем, которым он был назван в опубликованном «истори­ческом» газетном объявлении.

Компания «Levitt 8с Sons» повторила сво? і успех в конце 50-х годов, создав второ?! огромны?! Левиттаун, на се? і раз на пригородных землях Филадельфии (штат Пенсильвания). С годами изменился архитектурный стиль домов — вместо скромного «Ке? ш-Кода» массовой моделью стал более дорогой дом-ранчо. Теперь расчет делался не на «бездомных» ве­теранов во?!ны, а на так называемый «средний класс» (middle-class). Ле - витт любил повторять, что для его покупателя экономическое понятие «капитализм» переводится на уровень персонального восприятия. «Ни один владелец дома с участком, — говорил он, — никогда не станет ком­мунистом. Он для этого слишком занят». И это была не дежурная дань «маккартизму».

Свой третий проект чудо-города Уильям реализовал в штате Ныо - Джерси уже без отца, ушедшего в отставку и вскоре скончавшегося, и без Альфреда, который не выдержал жесткого руководства брата и органи­зовал собственную фирму. В справочниках 60-х годов имя Левитта — в числе самых богатых людей Америки. Он, щедрый филантроп, следуя семейной традиции, жертвует крупные суммы медицинским колледжам и университетам, госпиталям. На особом его попечении — организация «Объединенный еврейский призыв» (United Jewish Appeal), спредвоенных лет оказывающая помощь евреям-эмигрантам во всем мире. Ему прина­длежат тридцатикомнатный особняк, роскошная яхта, названная «La belle Simone» по имени жены, и акции крупнейшей телефонно-телеграфной компании. Уильям, разумеется, и не подозревал, что с этих злополучных акций начнется его путь вниз с финансового Олимпа.

Через четыре года после приобретения (1972) их стоимость неожи­данно упала на девяносто процентов, образовались невероятные долги. Пытаясь «приподняться», Левитт в течение десяти лет предпринимает несколько попыток вернуться к привычному для него делу, — строить «левиттауны», но не в Соединенных Штатах, где конкуренция молодых неофитов стала непреодолимой, а за границей. Один замысел сменялся другим: Пуэрто-Рико, Венесуэла, Франция, Нигерия, Израиль... И нигде ему не сопутствовал успех. Возможно, американская деловитость пло­хо приживалась в «чужой» атмосфере. Но и родная почва не помогала. Два неудачных проекта во Флориде в 80-е годы вынудили его выплатить огромные залоговые суммы тысячам несостоявшихся домовладельцев. Уплыла вдаль его яхта под флагом нового хозяина, а главное, уплыла надежда.

Уильям поселился в тихом уединении на Лонг-Айленде. Иногда ве­черами, стараясь быть незамеченным, он медленно проезжал по своему первому городу. Живописные кустарники окружали дома, деревья густо разрослись, тенью веток перекрывая улицы. Это были те самые кусты и деревья, на посадке которых он настаивал в своих предписаниях жиль­цам десятилетия назад. А вот дома, он это с жадностью наблюдал из-за стекла автомашины, не были теми же самыми. Уже не одно поколение владельцев на свой вкус внесло изменения в их облик: световые фонари на крышах, пестрая гамма расцветок, веранды, множество непохожих ар­хитектурных деталей, пристроенные гаражи.

Левитт знал, что его бывший маленький коттедж, который он про­давал когда-то за семь тысяч долларов, сегодня ценится на рынке жи­лья в двадцать раз дороже. Вот видно здание городской библиотеки. Его старому сердцу так дорого то, что с наивным патриотизмом собирают здесь энтузиасты: книги, очерки, научные статьи о нем и его «левитта - унах». Одних докторских диссертаций больше дюжины. Заглянувшему сюда с гордостью сообщат, что Уильям Левитт за свою долгую жизнь построил ни много ни мало сто сорок тысяч домов; что совершенный им переворот в массовом жилищном строительстве дал толчок к пе­рекройке демографической карты Америки; что начиная с 1950 года за последующие четыре десятка лет в восемнадцати из двадцати пяти крупнейших городов уменьшилось население, пригороды же, наоборот, выросли на 68 миллионов, и сегодня большая часть американцев живет вовсе не в городах, а вне их.

Последние годы Левитт тяжело болел и постоянно находился в лонг­айлендском госпитале, в десятке миль от своего любимого создания. Здесь он и скончался от неизлечимой болезни почек в 1994 году в воз­расте 86 лет.

...Телевизионная передача из Москвы. Диктор жизнерадостным тоном предваряет сюжет знакомым клише: «В Москве раздаются мирные взры­вы». Что же на сей раз взрывают в столице России? Оказывается, при­шел смертный час знаменитым хрущевским пятиэтажкам, немедленно по заселении окрещенным «хрущобами». Радость новоселов испарялась не только из-за дьявольской слышимости и теснотищи (на кухне, как в туалете, можно было находиться лишь по очереди, а в коридоре дви­гаться, соблюдая правила дорожного движения), а потому, что отдельная квартира довольно быстро становилась семейной коммуналкой. Под ре­шение Никитой Хрущевым вековечного «жилищного вопроса» уже пять­десят лет назад был подложен бикфордов шнур бесперспективности. Вот и звучат в России «мирные взрывы».

А нью-йоркский Левиттаун в 1997 году торжественно отметил свое пя­тидесятилетие. Перед юбилейной комиссией стояла только одна трудная задача: как найти владельца нетронутого временем коттеджа «Кейп-Код» (несколько из них еще осталось), согласившегося бы его продать под ме­мориал. Никто не хотел выезжать!