Взяв на себя функции гида и войдя в роль хозяина городка, Карл Маркс старался поразить мое воображение особенно­стями местной жизни.

— Ты должен познакомиться с Амиго, — сказал он, когда мы вышли от Славко.

— С кем? — не понял я.

— С Амиго... Это кличка. По-другому его здесь почти

никто не знает. А вообще-то он Витторио Стефанатто, ита­льянец из Венеции... «Замок» Амиго

— А чем он знаменит?

— Это нельзя объяснить, это надо видеть.

...Машина идет по извилистой грунтовой дороге

на окраине городка, где выжженный палящим солнцем чах­лый кустарник перемежается с красными залысинами го­лой земли, заброшенными штольнями старых шахт и ред­кими кривыми деревьями австралийского буша. Огибаем лесную поляну, и перед нами возникает... замок — вернее, крепость. Настоящая средневековая крепость — с высокой каменной стеной вокруг, готическими башнями и шпиля­ми, на которых крутятся флюгера, с бойницами, воротами и всем прочим, что положено иметь средневековой кре­пости...

В открытые ворота за крепостной стеной виден сам замок. Могучее двухэтажное сооружение с обширными терраса­ми, балконами и другими деталями общей площадью в не­сколько тысяч квадратных метров. Как я потом узнал, замок еще на два этажа уходит под землю, так как стоит на горных выработках, которые много лет рыл хозяин этой крепости, докапываясь до опалов. На башнях воркуют голуби, объяс­няясь друг другу в любви, а в глубокой тени, под крышей террасы, можно увидеть тихо висящих вниз головами ле­тучих мышей. Где-то здесь, в глухом подвале, обязательно должно жить привидение, без которого не обходится ни один настоящий замок.

Выжженный солнцем двор гол и пуст, если не считать не­скольких странных сооружений. Одно в углу в виде высокой ярко разукрашенной деревянной будки с надписью «Банк», а другое в центре двора в виде клумбы с железным крестом посредине, над которым подвешен колокол. В тени колокола, задрав лапы вверх, спит, похрапывая, рыжий пес...

...Мы сидим на террасе второго этажа. Хозяин угощает нас вкусным итальянским кофе. Слабый ветерок создает ощущение приятной невесомости. Я интересуюсь сооруже­ниями во дворе. Амиго смеется:

— «Банк» — это сортир. Самое надежное место для помещения капитала... А «клумба» — могила моей будущей жены... Я для нее уже все приготовил — и за­мок, и банк, и даже могилу, только жены нет...

Он опять смеется — ве­селый парень с добрым несколько детским лицом, сухой жилистой фигу­рой, бронзовым лысым черепом... и, конечно же, в майке...

— Давно вы в Австра­лии? — спрашиваю я.

— Скоро тридцать лет будет...

— А сколько вам сейчас?

— За полтинник перевалило.

Мы сидим, отхлебывая кофе, и слушаем голоса экзотиче­ских птиц, которых здесь тьма...

— Молод я тогда был, — рассказывает Амиго. — Двадцать два от роду. Искал приключений... Думал, приеду на пару лет, схвачу фортуну за хвост, заработаю кучу денег, вернусь в Венецию, женюсь на своей подружке... Но так не полу­чилось. Фортуна ускользнула... Десять лет копал и ничего не нашел, а подружка не дождалась — выскочила замуж... Обидно!.. Кому охота быть неудачником?! Ну, чтобы дока­зать и себе, и другим, что я тоже чего-то стою, начал строить дом на этом участке, где копал. Сначала просто так, хотел построить небольшой домик для жилья, а потом увлекся, азарт захватил... Стало казаться, что строю не для себя, а по какому-то высшему повелению...

— Это называется творчеством... — говорю я.

— Пожалуй, так... — соглашается Амиго.

— Мне говорили, что вы один построили всю эту кре­пость. Трудно поверить...

— Абсолютно один — все, от низа до верха... Я и не хотел, чтобы мне кто-нибудь помогал, хотел все сделать сам...

— И сколько времени это заняло?

— Шестнадцать лет... Шестнадцать лет изо дня в день по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки...

— Если бы вам пришлось начать все сначала, стали бы?

Амиго смеется:

— Этого я не знаю. Сейчас, когда я смотрю на это соору­жение, то сам не могу поверить, что один все это построил... Говорят, Колизей в Риме строили шестнадцать лет десять тысяч рабов.

Если бы это было десять тысяч таких, как я, то по­лучилось бы десять ты­сяч замков. Побольше, чем Колизей...

Мы идем по пустым комнатам, террасам, пе­реходам, башенкам, где на потолке прилепили свои гнезда местные ла­сточки, спускаемся на первый этаж... В углу огромного пустого зала солдатская койка, тум­бочка с чайником и ков­рик для собаки... В цен­тре ступени, уходящие куда-то вниз...

— Вы, наверное, истратили кучу денег на это строитель­ство? — говорю я.

— Да нет, это только кажется... Я ведь все делал сам, свои­ми руками... а камни ничего не стоят... Ну, может быть, пять долларов в день тратил — на цемент и на бензин для грузо­вика. Тогда все стоило дешевле...

— А на какие деньги жили?

— Австралия — щедрая страна, — улыбается Амиго. — На безработное пособие жил... Ну и время от времени на­нимался на какую-нибудь черную работу, какая подвер­нется... У меня ведь нет профессии... Сейчас могу сказать, что я строитель, после того как построил все это...

— Вы уже закончили строить или продолжаете?

— Продолжаю... Тут еще много работы...

— На сколько еще лет?

— Не знаю... Теперь мне уже надо найти смысл, чтобы с прежней энергией продолжать строить... Может быть, пора найти для этого замка королеву?.. А пока мы здесь вдвоем с моим псом, и это не делает нас счастливыми...

Он зажигает шахтерский фонарь «летучая мышь», и мы спускается вниз, в подзехмные этажи. После жары наверху здесь прохладно. Сотни метров шахт, переходов, штолен, штреков... Где-то можно идти во весь рост, где-то приходит­ся пробираться согнувшись. Сознание отказывается верить, что все эти сотни и сотни метров подземных лабиринтов вырыты руками одного человека... как, впрочем, и построен весь этот замок... И, будто угадав мои мысли, спутник про­износит:

— Да, в жизни можно сделать все... — и после долгой паузы добавляет: — Если только хватит жизни...

Я молчу, пытаясь понять смысл его слов: гордость за че­ловеческую натуру или горечь за ее физическое несовершен­ство.

— А вы знаете здесь людей, которым фортуна все же улыбнулась? — спрашиваю я.

— О да, немало, — говорит Амиго. — Некоторым силь­но везет. Люди находят хорошие камни через месяц после

приезда... Один мой знакомый даже под собственным до­мом жилу миллиона на полтора нашел, когда сарай строил... Хотя, конечно, люди суеверны и не хотят об этом рассказы­вать, боятся спугнуть фортуну... Одни, разбогатев, уезжают, другие остаются, но даже уехавшие через год-два все равно возвращаются... Эта жизнь как наркотик, она не отпус­кает...

— Мне говорили, что тут есть люди «вне закона»...

— Есть и такие... Когда люди приезжают сюда, никто не спрашивает их о прошлом. Их принимают такими, какие они есть... Конечно, влипнуть в историю всегда можно, как, например, со мной было...

— Что за история?

— Да так, глупость... Неприятно вспоминать...

— И все же?..

— Пусть лучше Борода расскажет, он все знает...

— А чего рассказывать, — говорит Карл Маркс. — Был у него один приятель — десантник из Англии, по кличке Вояка... Воевал в Корее, на Кипре, в Африке... Уволился из армии и приехал сюда кайф ловить. Опалы копал, да мало что накопал. Надоело, и он втихую — поскольку по закону это запрещено — продал свой участок другому парню. А тот через месяц на этом участке жилу отрыл на несколько мил­лионов...

Ну, Вояке, видать, обидно стало, что фортуна к нему за­дницей, и он этого парня грохнул, чтобы участок себе вер­нуть... У того в доме мать-старуха жила, так он ее тоже за­мочил. Сволок обоих в заброшенную шахту и устроил об­вал. Прибывшая полиция подозревала его, но доказательств не было — трупы найти не могли... А через какое-то время пил Амиго с этим воякой и говорит ему про погибшего, что, мол, загадочно парень исчез, видно, профессионал работал. А Вояка спьяну возьми и ляпни: я, мол, работаю чисто... на половине дела не останавливаюсь, так что можешь его не ждать... Когда Амиго в очередной раз на допрос по это-

му делу вызвали, он этот эпизод и рассказал. С этого все и раскрутилось. Вояке за двойное убийство дали два пожиз­ненных срока. Он там с каким-то типом в камере сидел, ко­торый уже свой срок отмотал и выходил на волю. Ну, Вояка и предложил ему двадцать пять тысяч баксов, чтобы тот за­мочил Амиго... Это раскрылось, и Вояка к двум пожизнен­ным получил еще десятку... Вот и вся история. Успокоится он на этом или опять кого-нибудь нанять попробует, никто не знает...

Мы стоим в штольне у вентиляционной шахты. Высоко, сквозь уходящую вверх через толщу земли трубу, виден краешек неба. Подземелье дает о себе знать — становит­ся зябко, и мы поднимаемся наверх, на террасу. Здесь уже душно. Амиго ставит на стол холодное пиво. С террасы хо­рошо виден буш. Огромные, с ладонь величиной, яркие ба­бочки порхают по деревьям...

— А в Италию не хочется вернуться? — спрашиваю я.

Амиго молчит, потягивая пиво.

— Когда живешь в чужой стране, — после паузы произ­носит он, —то любишь свою страну еще больше... Австра­лия хорошая страна, в ней можно строить жизнь... Но на­стоящая жизнь — в своей родной стране... я всегда мечтал вернуться в Италию... моя идея была найти опалы, зара­ботать деньги и вернуться в Италию... Но сейчас похоже, что я останусь здесь до конца своих дней...

— А мне кажется, что вы еще найдете «свой опал»... — говорю я.

Амиго смеется:

— Похоже, что уже и ни к чему... Государство за этот за­мок предлагает мне два миллиона долларов. Хочет превра­тить его в музей опалов... Но я не соглашаюсь продать. Это мой дом. Умру — завещаю городу, а за деньги не отдам...

— А что вы вообще думаете о жизни в Лайтнинг-Ридж? — спрашиваю я.

— Сложный вопрос... — говорит Амиго. — В каком-то смысле жизнь здесь нелегкая, а в каком-то очень легкая... живешь одним днем... ждешь завтрашнего дня, чтобы найти опал... Ну а если этого не произошло — не нервничай, про­должай копать... как тут у нас говорят — завтра не приходит никогда...