Самый счастливый народ на свете. Белая реинкарнация.

Философия каменного века. Овцы и кенгуру.

Украденное поколение. Микеланджело палеолита

Ко времени прибытия в Австралию первых европейцев у ав­стралийских аборигенов уже был свой сложившийся уклад, который позднее ученые назовут одним из самых идилличе­ских, когда-либо созданных людьми. Он находился в полной гармонии с природой и сам был частью ее. Контакты с евро­пейцами и европейская колонизация имели для аборигенов драматические последствия. Белые люди не смогли понять ни их сложной общественной организации, ни фанатической приверженности старинным традициям. Они не поняли, что, прежде чем учить аборигенов чему-либо, им самим стоило бы многому поучиться у них. Уже упоминавшийся нами англий­ский пират, писатель и мореплаватель Вильям Дампир, побы­вавший здесь в 1699 году, писал:

Сегодня потомство Потэски составляет около двух тысяч человек. Мно­гие из них до сих пор проводят регулярные семейные встречи. Вообще, в наше время в Австралии принято гордиться предкам и-ссыльным и. Коротко это выражено в лозунге «Горжусь кровью каторжанина!».

<<Туземцы — самый нищий народ на земле... они не знают ни религии, ни правительств, и, несмотря на то что эти су ще ств а имеют челове­ческий облик, они мало чем опиичаются от четвероногих...»

Иначе восприняла аборигенов экспедиция капитана Кука. Кук записал в своем дневнике:

«Они и в самом деле могут показаться несчастнейшими людьми на све­те, но, по сути, они куда счаспиивее нас, европейцев... Живут они в спо­койствии, не нарушаемом неравенством положения: земля и море по соб­ственной воле даруют им всё, для жизни необходимое. Не ищут они ро­скошных жилищ, ни слуг для ихсодержания, проживают в теплом и пре­красном климате и наслаждаются чистым воздухом... Они считают себя обладателями всего необходимого и не нуждаются в излишествах».

Когда в 1788 году первый «кандальный флот» причалил к берегам Ботани-Бей, местные люди отнеслись к пришель­цам дружелюбно. Аборигены были скорее заинтригова­ны появлением белых, чем напуганы. Они не восприняли их как врагов, ведь эти неразумные существа с утра до вечера под палящим солнцем продолжают носить тяжелые одежды. Они плохие охотники, ибо шумны, и их приближение любой зверь учует за милю. Известны даже случаи, когда абориге­ны, жалея пришельцев, показывали им источники воды.

В самом начале появления белых аборигены восприняли их как реинкарнацию своих умерших соплеменников. Стиль жизни пришельцев, их одежда, поведение — всё являлось за­гадкой. Одежду аборигены считали частью тела белых и по­ражались, что белый человек, сняв сапоги, мог еще ходить. Ощупывая белого человека и попадая рукой к нему в кар­ман, они считали, что попали внутрь его тела и искренне огорчались, что причинили ему боль. Непонятно было так­же, пришли ли эти белые люди сюда навсегда или на время. Ответ стал ясен, когда белые начали срубать деревья, строить дома и сажать огороды.

Двоим мужчинам из племени Эора — Беннелонгу и Пе - мулвуаю — суждено было войти в историю становления взаимоотношений между аборигенами и поселенцами. Они завели дружбу с колонистахми, восприняли некоторые обычаи англичан, как, например, бритье, а вскоре выучили и язык, став, таким образом, посредниками между посе­ленцами и местными людьми. Беннелонга знали и любили в офицерских кругах. Даже сам губернатор Артур Филлип симпатизировал и доверял ему.

До 1792 года отношения меду аборигенами и поселенцами развивались успешно. Однако вскоре между двумя цивили - зацияхми стал назревать конфликт. Большинство белых, при­бывших сюда, были осужденными за воровство, и многие из них в любой момент готовы были применить свои воров­ские навыки на деле. Они тащили у аборигенов их старатель­но изготовленное оружие И предметы быта, которые хМОЖНО было в виде сувениров выгодно сбыть морякам. Крали даже жен...

Постепенно вера аборигенов в реинкарнацию своих умер­ших соплеменников пошатнулась. За сравнительно недолгое время, прошедшее с момента их смерти до возвращения об­ратно в образе «белых», они совершенно забыли все важней­шие для аборигена правила поведения и законы. До такой степени забыли, что их нужно было обучать заново. Даже са - хмые отсталые племена знали, что нужно получить разреше­ние, прежде чем ступить на землю, принадлежащую другому племени. Когда у аборигена забирали какую-нибудь вещь, то взамен ему нужно было непременно подарить что-нибудь. Однако эта странная «белая реинкарнация» даже не думала о таких мелочах. При крайней чувствительности и обидчи­вости аборигенов это не могло не привести к конфликту.

Как-то раз один из людей племени Авабакал решил вос­становить справедливость и потребовал законно причита­ющиеся ему дары — предметы быта белых: одеяла, сети, то­поры. Люди Авабакал решили, что белые взяли у них доста-

точно, теперь настал их черед. В их понимании требование было законным актом обмена. Ведь в их мире — мире бро­дячих охотников, где почти все между собой родственники, а процесс дележа и обмена лежит в основе самой жизни, — наше понятие собственности нелепо. В конечном итоге этот «философский диспут» закончился тем, что несколько або­ригенов были застрелены белыми.

Упоминавшийся выше абориген Пемулвуай начал кампа­нию за изгнание пришельцев с родной земли. В последующие двенадцать лет люди Пемулвуая регулярно нападали на по­селения белых, поджигая посевы, вынуждая колонию зави­сеть от поставок из Англии. Пемулвуай был убит в 1802 году. Место вождя занял его сын Тэдбури, но в 1805 году его так­же поймали и посадили в тюрьму. На этом и заканчивается история сопротивления туземцев.

Голову Пемулвуая заспиртовали и отправили в Англию. Что касается его бывшего друга Беннелонга, то, расставшись с Пемулвуаем смертельным врагом, он затем был отвергнут обеими воюющими сторонами — и аборигенами, и колони­стами. Беннелонг закончил свои дни в Сиднее спившимся человеком, как трагическая эпитафия к началу современной истории Австралии.

Какими бы дикими и воинственными ни казались абори­гены первым поселенцам, время показало, что они одни из наиболее мирных людей на земле. Их история не знает жестоких кровопролитных войн, желание убивать отсут­ствует у них, так же как и желание превзойти в чем-либо соплеменника. «Щедрость и приветливость входят в поня­тие кодекса чести в этих местах», — пишет путешественница Робин Дэвидсон.

Огромное чувство ответственности друг за друга, харак­терное для них, поистине удивительно. Известен случай, когда белые столкнулись с группой аборигенов, несущих на специально изготовленных носилках старую больную

женщину. Белые были поражены, узнав, что женщина эта инвалид чуть ли не с рождения и что ее переносят со стоянки на стоянку и заботятся о ней почти всю ее жизнь.

К сороковым годам XIX века практически вся доступная и пригодная для овцеводства земля континента была заня­та под пастбища. Эта «оккупация» земель овечьими стада­ми имела катастрофические последствия для аборигенов. Началась борьба за пастбища между овцами и сумчатыми, которые были главным источником мяса для аборигенов. Владельцы овечьих стад стремились путем уничтожения сумчатых завершить эту борьбу в свою пользу. Лишившись обычных источников мяса, аборигены начали охотиться на овец — «шерстяных кенгуру», считая их законной охотни­чьей добычей. (До того аборигены овец не знали, овцы были завезены из Англии.) Это побуждало скотоводов предпри­нимать ответные меры. Поскольку владелец стада не всегда знал, кто именно убил его овцу, то он мстил первому попав­шемуся аборигену. Те в ответ начали убивать белых на от­даленных фермах, что, в свою очередь, вызывало проведение карательных экспедиций.

От таких экспедиций было уже недалеко до «охоты за не­грами», которую устраивали скотоводы, чтобы «весело» провести время. В качестве трофеев они демонстрировали друг другу уши убитых аборигенов — мужчин, женщин, детей. Иногда аборигенов травили мукой, смешанной с мы­шьяком.

Правительство мало что предпринимало для их спасения, хотя и издало закон, защищавший аборигенов. Закон этот работал слабо, и крайне редко убийцы представали перед су­дом. Известен случай, когда в 1838 году группа белых — что­бы показать, что они плевать хотели на этот закон, — пойма­ли в буше двадцать восемь аборигенов, связали их и зверски убили. Одиннадцать белых мужчин, обвиненных в убийстве, были оправданы судом.

Учитывая резко отрицательную реакцию британской пала­ты общин, генеральный прокурор был вынужден при следу­ющем случае — убийстве черного ребенка —лично заняться этим делом. Он обвинил семерых подсудимых и отправил их на виселицу. Это был чуть ли не единственный случай, когда белых привлекли к ответственности за убийство аборигена.

Некоторые племена аборигенов были истреблены пол­ностью, остальные вытеснены в области Центральной и Се­верной Австралии. Впоследствии правительство учредит там постоянные резервации аборигенов.

Взаимоотношения белых и аборигенов — одна из самых тем­ных страниц австралийской истории. Лишь в шестидесятых годах XX века тема геноцида прорвалась через многие де­сятилетия замалчивания. В 1968 году ее поднял антрополог

Вильям Стайнер в своих знаменитых лекциях — «Большая тайна Австралии».

В 1918 году, когда в Европе бушевала Первая мировая война, австралийские власти тем не менее нашли время для принятия сегрегационного закона, запрещающего бе­лому мужчине жить с аборигенкой. Любопытно, что в этом законе упоминались лишь белые мужчины и не упоми­нались женщины. Видимо, создателям закона и в голову не могло прийти, что белая женщина может полюбить або­ригена...

Вторая часть этого закона, который просуществовал не одно десятилетие, вошла в историю под названием «укра­денные дети». Суть его заключалась в том, что если ребенок - абориген имеет более светлый, чем обычно, цвет кожи, то он, скорее всего, смешанных кровей и подлежит изъятию у родителей-аборигенов. Функцию воспитателя в этом слу­чае брало на себя государство.

Изъятие проводилось насильственно. Доходило до того, что родители-аборигены смазывали кожу детей угольным порошком, перемешанным с животным жиром, чтобы те ка­зались чернее. С позиции морали и права это, конечно же, было расизмом в самом ярком его проявлении. Однако нема­ло людей — и белых, и черных — поддерживали этот закон, особенно если учесть, что он распространялся и на семьи аборигенов, в которых родители пьянствовали или употреб­ляли наркотики.

Автору данной книги довелось встречать представителей «украденного поколения», как их еще называют. Среди них были врачи, юристы, инженеры, педагоги, то есть люди, по­лучившие высшее образование. В процентном отношении среди «украденного поколения» их было несравнимо боль­ше, чем среди их сверстников, выросших в своих абориген­ских семьях. Но вот была ли их жизнь, оторванная от своих корней и родного очага, более счастливой, — это уже другой вопрос... Думаю, что нет... По крайней мере, перешагнув

рубеж XXI века, австралийское правительство нашло в себе мужество извиниться перед этим народом...

...У австралийских аборигенов преобладает тотемическая религия, хотя слово «религия» тут не очень подходит. Каждое племя делится на роды, имеющие свой символ — тотем, который они почитают. Тотемический род — это группа людей, ведущих свое происхождение от общего предка — кенгуру, ехидны, эму, динго... Мифический предок является священным, и ни один из членов рода не имеет права убить животное, от которого он ведет происхождение.

До Второй мировой войны большинство аборигенов вело традиционный образ жизни первобытных охотников. Толь­ко немногие работали на скотоводческих станциях и овце­водческих фермах. Некоторые шли в полицию как следо­пыты. Часть аборигенов жила в христианских миссиях, где они имели возможность посещать школу.

Во время Второй мировой войны, когда над Австралией нависла угроза японского вторжения, в жизни аборигенов

наступил крутой перелом. Острая нехватка рабочей силы обусловила необходимость использовать и аборигенов, не­давно покинувших буш. В Северной Австралии было созда­но много военных лагерей, вокруг которых начали селиться аборигены. От армии они получали еду и обмундирование. Многие из них помогали строить дороги и военные объекты. Но, когда война закончилась и солдаты ушли, аборигены в большинстве своем в буш не вернулись, так как привыкли к новому образу жизни. Однако в лагерях не осталось нико­го, кто мог бы о них позаботиться. Начались голод и болезни. Правительство было вынужденно принять срочные меры — в бывшие военные лагеря были посланы правительственные служащие, медработники, а позднее и учителя. Постепенно такие базы превратились в правительственные поселения аборигенов.

С 1968 года за аборигенами были признаны те же права, что и за белыми. Тут же возник ряд проблем. Например, проблема алкоголизма. Раньше аборигенам строго запре­щалось употреблять спиртное, и закон сурово наказывал всякого, кто продавал им алкогольные напитки. Теперь эта «дискриминация» была отменена. Начав работать и полу­чать приличные деньги, аборигены, естественно, кинулись на запретный когда-то плод и принялись тратить заработан­ные деньги на спиртные напитки.

Австралийское правительство поначалу стрехмилось за­крыть на это глаза — оно не могло отнять у аборигенов пра­во тратить собственные деньги так, как они считают нуж­ным, но вскоре все же пришлось запретить продажу алкоголя в правительственных поселках. Тогда аборигены —обычно по субботам, после получения зарплаты — стали заказывать автобусы и коллективно выезжать в ближайшие городки, где хможно купить спиртного сколько душе угодно. На другой день, часто без цента в кармане, они возвращались в поселок и вьіхмаливали у управляющего аванс до следующей зарпла­ты, не имея зачастую денег даже на хлеб.

Постепенно — хотя пока и без особого успеха — все же удается привить аборигенам навык более разумно распреде­лять собственные средства.

...Большую часть свободного времени аборигены проводят на веранде или перед домом у очага. В доме они только спят. Внутреннее убранство дома очень простое: несколько цино­вок и одеял, кое-какая посуда.

То, что дети усваивают в школе, они приносят домой и поневоле влияют на образ жизни старшего поколения. Однако изменить его непросто. Например, у аборигенов, как у кочевников, никогда не было привычки убирать за со­бой. Они не привыкли ухаживать за одеждой, так как никог­да ее не носили.

В школах, где обучаются дети аборигенов, значительное внимание уделяется спорту. Тут важно не только физиче­ское развитие детей, но и воспитание их в духе соревнования, соперничества, которые у аборигенов совершенно отсут­ствуют.

Большинство аборигенов днем занято в поселении, другие на фермах, третьи предпочитают охотиться в буше. Но ве­чером все собираются вместе. У костра раздаются первые звуки диджериду[1], сопровождающиеся ритмичным стуком ударных дощечек.

Свое искусство аборигены называют «мечтами» и «сно­видениями». Церемонии и ритуалы племени базируются на мечтах, объектами которых являются люди, звери, дере­вья. Несмотря на кажущуюся абстрактность аборигенских картин, они чаще всего повествуют о чем-то совершенно
конкретном — о путешествии, ландшафте, полете птицы, звериных тропах.

Художники-аборигены выработали определенную си­стему символов. Человек обычно изображается в виде арки, лопата — просто прямая линия, костер — в виде круга. Сим­волы достаточно легко распознать на картине, но подлинное значение картины как целого известно только самому ху­дожнику, а зритель может интерпретировать картину по-своему.

Кстати, поскольку або­ригены как кочевые пле­мена никогда не имели до­мов, а следовательно, и стен, то и картины, написанные на коре, не предназначались для вывешивания. Картину клали на землю, и каждый мог хорошо рассмотреть ее, стоя за спиной художника или напротив него, пока тот объяснял ее смысл.

Если подняться на скалы недалеко от города Дарвина,

то на одной из вершин можно увидеть крупнейшую на ав­стралийском континенте природную картинную галерею. Гигантский потолок одного из скальных навесов и отдель­ные участки скал покрыты десятками рисунков: фигурами животных, людей и сценами из их жизни. Одни рисунки вы­полнены только красной охрой, другие — разными цвета­ми, а то и кровью. Некоторые сделаны в рентгеновском сти­ле, иные — в так называемом стиле мимы. Это старейший стиль наскальных рисунков на австралийском Севере. Изо­бражения — в основном человеческих фигур в движении —
сделаны тонкими красными линиями. Рисунки необычайно динамичны. Возраст многих из них — поблекших под дей­ствием времени и атмосферных условий — сотни и тысячи лет. Кто их создал? Когда? Человек, сумевший несколькими штрихами отразить свою богатую фантазию на голой по­верхности скалы, безусловно, был незаурядным художни­ком. Величие человеческого духа может проявляться на лю­бой стадии развития общества. И первобытная Австралия тоже имела своего Микеланджело...

Аборигены, конечно же, любят и берегут свою землю, но эта любовь идет дальше, чем просто привязанность к камням, деревьям и животным. Это более глубокое подсознательное чувство, лежащее в другом измерении. Это чувство связыва­ет воедино аборигена, его землю, животный мир и Всеобщий дух в единое лишенное времени пространство сновидений.

Позже это чувство духовной принадлежности чело­века земле передалось и белым скотоводахм — бушменам, как их называют.

«Прислонясь к воротам овечьих загонову они окидывают взглядом без­граничные пространства красной пыльной земли... Кажется, что зем­ля тоже чувствует их, что не она принадлежит человеку, а, наоборот, всё вокруг принадлежит ей. Когда они всматриваются в эту великую землю, отвлекшись от повседневных забот, нечто высшее и необъяс­нимое наполняет их души...»