е дебаты в Южной Каролине по силе можно было сравнить с боксерским поединком в тяжелом весе.

Никто не мог предвидеть такого, когда CNN покупало права на трансляцию этих дебатов. Все началось после того, как Мак­кейн выиграл предварительные выборы в Нью-Гемпшире. Буш был фаворитом той гонки, Маккейн — новичком. Нью-Гемпшир существенно поколебал расстановку сил. Пресса предсказывала, что если Маккейн победит в Южной Каролине, то кандидатом от ре­спубликанцев станет он. И тут начались две недели самой грязной политики.

В прошлом тоже бывали грязные кампании и драматические предварительные выборы. Одной из самых знаменитых была теле­визионная реклама, которую запустил Линдон Джонсон во время предвыборной борьбы с Барри Голдуотером в 1964-м. Там показы­вали маленькую девочку, собирающую в поле цветочки на фоне тикающих часов. А потом — БУМ! — ядерный взрыв. Смысл был в том, что, если вы будете голосовать за Голдуотера, нашему миру настанет конец. Эту рекламу показали только раз, и Джонсон на вы­борах остановил часы Голдуотера.

Но борьба между Бушем и Маккейном в основном шла скрыто. В Южной Каролине муссировались слухи о том, что у Маккейна чернокожий ребенок. Особенно пострадала его репутация, ког­да Буш на встрече с ветеранами заявил, что Маккейн отвернулся от военных. Можно себе представить, что это значило для человека, который провел более пяти лет в лагере для военнопленных. Мак­кейн ответил тем, что начал в своих роликах ставить под сомнение добропорядочность Буша.

Когда эти двое прибыли в студию, не было ни дружеского руко­пожатия, ни приветствия.

«Джон».

«Джордж».

Маккейн сжимал кулаки.

Буш заметил: «Знаете, ведь это политика».

«И все сгодится, Джордж? — поинтересовался Маккейн. — Все-все?»

«Пора начинать», — сказал я.

В дебатах принимал участие и третий кандидат: между неприми­римыми соперниками сидел Алан Кейес. Он призывал их обратить внимание на моральные проблемы общества, но Буш и Маккейн, казалось, вообще его не слышали. Конечно, споры между кандида­тами случались и раньше. Но у меня возникло ощущение, что эти двое всерьез недолюбливают друг друга. Мне самому почти не при­ходилось задавать какие-либо наводящие вопросы. В какой-то мо­мент, когда Маккейн сказал, что он не использует порочащую со­перников рекламу, Буш достал листовку как раз такого содержания и помахал ею перед носом у Маккейна.

Это было черт знает что. Всякий раз, когда потом в разговоре с кем-либо из них я вспоминал об этих дебатах, они тут же пуска­лись в живейшие воспоминания. Меня всегда удивляло, что впо­следствии эти двое могли обниматься друг с другом. Одна фраза Буша из тех дебатов особенно запомнилась, тем более что теперь она звучит даже более значимо, чем тогда. Он сказал, что президент «должен вносить определенность в неопределенный мир».

Он не представлял, с какой степенью неопределенности ему предстоит столкнуться, заняв президентский пост.

Нет ужаснее даты, чем 11 сентября. Во время нападения на Пёрл - Харбор мне было восемь лет. Мы тогда даже не знали, где находится этот Пёрл-Харбор. А тут был Нью-Йорк! К тому же было неизвестно, кто в этом виноват. Этот день помнят все. И я почти каждому гостю своего эфира задаю один и тот же вопрос: «Где вы были, когда само­леты врезались в башни Всемирного торгового центра?»

Я услышал новости утром, примерно в десять минут седьмого. Я включил телевизор и увидел горящую башню. Сначала подумал, что это реклама нового фильма Арнольда Шварценеггера. Когда я понял, что произошло, то разбудил Шои. Чансу было тогда два года, Кэннону — год.

Все превратилось в череду расплывчатых картинок. Люди, пры­гающие с вершин небоскребов. Известие о том, что Барбара Ольсон, комментатор CNN, была в том самолете, что врезался в Пентагон. Я знал ее мужа Теда. Окна здания, в котором я когда-то жил в Ва­шингтоне, были выбиты звуковой волной при падении самолета. Мы не знали, закончился ли этот кошмар. А вдруг террористы ата­куют Международный аэропорт Лос-Анджелеса? Стали известны удивительные факты. Один слепой мужчина спустился пешком по семидесяти девяти лестничным пролетам со своей собакой. Мой продюсер Грег работал так напряженно, что был не в состоя­нии осознать все, что проходило перед глазами. В тот вечер нашим гостем был мэр Джулиани. Рекламы в программе не было. Да и кому могло бы прийти в голову рекламировать крем для ног сразу после трагедии? Как только передача завершилась, Грег залился слезами.

Мы работали без отдыха, по-моему, пятьдесят три дня. Я поехал в Нью-Йорк. Представитель пожарной службы провел меня на «Объект 0» через две недели после катастрофы. Помню, как мне давали Vicks VapoRiih1. Было трудно дышать: едкий запах был еще очень силен. Никогда не забуду свои разговоры с пожарными. Они отличаются от обычных людей тем, что бегут к тому, от чего все остальные убегают. Один из них рассказал, что выбирал между про­фессиями полицейского и пожарного и решил, что пожарным быть лучше, потому что люди всегда рады его видеть. Никогда не рас­сматривал этот вопрос с такой точки зрения. Но ведь он прав — по­лицейского видеть не всегда приятно. Мы побывали в пожарной части, которая потеряла всех своих сотрудников.

Еще помню, как разговаривал с оператором подъемного крана, который убирал обломки рухнувших зданий. Он сказал: «Не таким я планировал заниматься». Он говорил о том, что желал строить, а не разбирать завалы. Потом я был в той больнице, где мне делали шунтирование, и беседовал там с пациентами в ожоговом центре. К одному мужчине вообще нельзя было прикоснуться, настолько сильными были боли. Его не могли даже укрыть простыней. Думая о том ужасе и ущербе, который мы пережили из-за Аль-Каиды,

Средство против затрудненного дыхания.

я до сих пор продолжаю удивляться, почему ни у кого не вызвали никаких подозрений двое студентов из Саудовской Аравии, кото­рые часами тренировали на летном симуляторе повороты в воз­духе, но не проявляли никакого интереса к действиям при взлете и посадке?

Когда Буш, в тот момент общавшийся со школьниками, узнал об атаке террористов, он сначала растерялся. Но потом будто вырос на наших глазах: помчался в Нью-Йорк и, надев каску, с мегафоном в руках обращался к отрядам спасателей. Он объехал всю страну. Демократы приветствовали его стоя, когда он обращался к народу. Его рейтинги молниеносно взлетели.

Он начал свою работу президента как человек, старавшийся по­меньше лезть в международные дела. Но обстоятельства принуди­ли его переменить отношение. В этом отношєеіии ситуация была благоприятной. Мир симпатизировал Америке, Америка нервни­чала. По почте стали приходить конверты со спорами сибирской язвы. Мало кто в конгрессе возражал, когда Буш решил заняться Саддамом Хусейном: Хусейн травил курдов газом.

Я верил Колину Пауэллу, когда он докладывал в ООН об ирак­ском оружии массового уничтожения. Зачем ему было лгать? Все это выглядело вполне правдоподобно, и никто не хотел выступать на стороне Хусейна. Мы вторглись в Ирак и свергли статую Саддама. Буш выступал в форме пилота истребителя на фоне плаката с над­писью: «Миссия завершена». Но иракцы не приветствовали нас на улицах, как предрекал Дик Чейни1. Никто не рассчитывал на про­должение военных действий. Генерал Шинзеки, требовавший все больше людей, был смещен. Мы распустили иракскую армию. Те, кто был с нами не согласен, затаились в ожидании удобного момен­та для новой атаки.

Я не мог понять смысла кампании Джона Керри, который хотел занять место Буша в 2004-м. Керри получил во Вьетнаме Серебря­ную звезду, но члены Общества ветеранов ставили под сомнение его героизм. Керри приходилось отвечать на обвинения, хотя он всего лишь допускал существование разных точек зрения. Но для того,

Вице-президент.

чтобы покончить с нападками, ему было достаточно задать Бушу в ходе дебатов лишь один простой вопрос: «А где были вы?»

Это был бы точный удар. Буш не служил во Вьетнаме. Дик Чей­ни тоже. Так же, как и Лимбо, и Бьюкенен. Но зато все они вы­ступали как истинные патриоты. С Керри случилось то же самое, что и с Джорджем Макговерном1 в 1972-м. Макговерн был героем войны. Он совершил 35 вылетов на бомбардировщике над террито­рией гитлеровской Германии. Ни у кого другого в Сенате не было лучшего послужного списка, чем у Макговерна. Он был жестким и сильным человеком. Но республиканцы выставили его слабаком, и народ им поверил. Немногие знали, что именно Макговерн пред­ложил проект Вьетнамского мемориала. Меня раздражает, когда люди судят о человеке, не видя целостной картины.

Керри не задал Бушу простого вопроса и из-за этого показал­ся слабым. Нельзя все решить фразой: «Без комментариев». Гово­ря так, вы признаете собственную вину. Керри не смог победить в Огайо и проиграл выборы 2004 года.

После выборов я встречался с Колином Пауэллом. Мы с ним дав­но знакомы. В тот раз мы проговорили часа два. Было ясно, что его дезинформировали насчет оружия массового уничтожения, и он выступил с этими непроверенными сведениями перед всем миром в ООН. Его первый заместитель был в ярости. «Они его подстави­ли!» — возмущался он.

Я спросил у Колина: «Почему так получилось?»

«Не знаю, — ответил он, — но я больше в эти игры не играю».

Через неделю он подал в отставку.

Американцы не просто так стали выступать против войны в Ираке. Больший удар по администрации Буша был нанесен ее не­компетентными действиями по ликвидации последствий урагана «Катрина». На моей памяти много ураганов, во время одного из них я даже вел радиопередачу в Майами. Но видеть, как страдают люди из-за неправильных действий властей, — это совсем другое дело.

Новый Орлеан — совершенно уникальный город. Я помню, как швырял в толпу «золотые дублоны» с передвижной платформы

Кандидат от Демократической партии на президентских выборах 1972 года.

на Марди Гра1. И откуда бы ты ни был родом, в Новом Орлеане ты всегда чувствуешь себя как дома. Именно поэтому так больно ви­деть, что столько людей лишились крова.

Нам показал все это Андерсон Купер. Я каждый день общался с ним через спутник, и он рассказывал о том, что власти даже не ста­ли использовать автобусы для эвакуации людей, как федеральное правительство оказалось не в состоянии адекватно отреагировать на масштаб бедствия. Мы разговаривали с людьми, потерявшими кров, с теми, кто застрял в спорткомплексе «Супердоум». Власти не поспевали нигде с оказанием помощи. Это был полный провал.

И тогда мы и на войну в Ираке взглянули по-другому.

Никакого оружия массового уничтожения найдено не было. Потери американской армии перевалили за тысячу, потом за пол­торы. Террористические акты стали обычным делом, у наших солдат не было необходимых средств защиты, а журналистам не позволяли фотографировать гробы, прибывающие на родину К тому же фи­нансовые затраты на наше присутствие в Ираке вылились в серьез­ный дефицит бюджета. Я порой задумывался, что было бы, если бы Джордж Буш выступил по телевидению и сказал что-нибудь вроде: «Честное слово, я старался, как мог. Я исходил из той информации, которая у меня была. Я думал, что прав. Но, как выяснилось, сведе­ния были неверными. Мне не хочется больше терять наших ребят в Ираке. Всем им пора вернуться домой». Что бы произошло тогда?

Но он не мог так поступить. Он не мог потерять поддержку право­го крыла. К тому же политики вообще крайне редко говорят: «Я был неправ». Спросите Джимми Картера. Поступал ли он неправильно? А Линдон Джонсон? Он никогда не говорил, что совершил ошибку с Вьетнамом. Но это мучило его и едва не довело до самоубийства. Он вновь начал курить, а потом умер от инфаркта. Джорджу Бушу не грозит такой конец, потому что у него очень ограниченное миро­восприятие ион никогда не сомневается в своих решениях. Мне бы

Марди Гра (фр. mardi gras, буквально — «жирный вторник») — карнавал во вторник на Масляной неделе, в последний день перед Пепельной средой и началом католического Великого поста. Аналог Масленицы. Празднует­ся во многих странах. Самые массовые и пышные празднования проходят в Новом Орлеане.

очень хотелось видеть его хотя бы чуть-чуть более прозорливым и не столь непоколебимым.

Было ощущение, что сегодня война в Ираке шла удачно, а на­завтра все пошло прахом. Наше положение в мире поколебалось, а вслед за этим и экономика. В начале 2007 года мой брат заме­тил, что американцы, играющие на бирже, предпочитают акции небольшой фармацевтической компании, в которой он работал, гигантам вроде General Motors. «Как это могло произойти?» — недо­умевал он. Накануне президентских выборов 2008 года мы узнали о крахе Lehman Brothers. Это финансовая компания существовала с 1850 года. Каждый вечер в моих программах высоколобые анали­тики пытались как-то объяснить происходящее. И я пришел к вы­воду, что в ситуации не разбирается никто. Уоррен Баффетт1 терял деньги. Кирк Керкорян[85] [86] потерял за день миллиарды. Мне самому участие в схеме Понци[87], устроенной Бернардом Мейдоффом[88], обо­шлось в 2,8 миллиона долларов. Все мы, как заблудившиеся в лесу дети, пытались отыскать просвет среди деревьев.

В конце второго президентского срока Джордж Буш начал все же проявлять какие-то признаки неуверенности в себе. Поддержка все­го лишь 28% избирателей, вероятно, все же как-то влияет. Я всегда старался смотреть на своих собеседников с сочувствием. Возмож­но, года через два будет интересно обсудить с ним сегодняшнее по­ложение дел. Если уж кому-то и довелось прочувствовать на сво­ей шкуре всю мировую неопределенность, так это Джорджу Бушу. Мало кто из президентов сталкивался со столькими проблемами сразу. Никто из нас не представляет, насколько тяжела эта работа.

Президенту известно то, что неизвестно никому из нас. Но за семь лет, прошедших после 11 сентября, мы не подверглись нападению на американской территории.

Прежде чем судить Буша, 43-го президента страны, разумнее по­дождать какое-то время. Почему я так говорю? Когда Гарри Тру­мэн1 покинул пост в 1953 году, он был одним из самых непопуляр­ных президентов в истории. Он уволил героя всей Америки гене­рала Дугласа Макартура[89] [90], и, когда генерал вернулся домой, его встречали парадом. Трумэна во время его президентства обвиняли в симпатиях к коммунистам. Я помню, как возмущались люди, ког­да он объявил о плане Маршалла для помощи послевоенной Европе. Они говорили: «Зачем нам тратить деньги на какую-то там Грецию или Турцию? А как же мы?» Но именно план Маршалла предотвра­тил распространение коммунизма в Европе. И теперь, спустя более чем полвека, мы понимаем, что Трумэн был абсолютно прав, уво­лив Макартура. Мы понимаем, что именно Трумэн объединил во­оруженные силы. Теперь Трумэн оправдан. Им восхищаются. Так что история имеет свойство менять взгляд на многое. И весьма ве­роятно, что через полвека Джорджа Буша-младшего будут оцени­вать совсем иначе.

Я могу назвать тот день, что я провел с Бушем в Белом доме за разговорами о бейсболе, одним из лучших своей жизни. Он спро­сил, не хочу ли я отправиться с ним в полет на президентском само­лете, чтобы продолжить разговор. Я не смог тогда полететь с ним. По надеюсь, что мы еще сможем когда-нибудь завершить ту беседу.