Сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что выгоды привлечения сторонних знаний для информационного обеспечения процесса принятия решений очевидны. Но, когда мы только начинали, мысль о том, что Сеть может улучшить качество патентов, совсем пе на­прашивалась, нужно было убеждать и объяснять, чтобы заручиться

поддержкой людей. Технологии социальных сетей вроде Facebook и MySpace еще не были так широко известны. А то, па чем мы на­стаивали, было во многих отношениях столь же революционно, как и введение института присяжных в XII в.: ведь мы просили прави­тельственное агентство пересмотреть практику, не менявшуюся в течение многих лет. Чтобы правильно все подготовить и достичь необходимого консенсуса для внедрения этой открытой стратегии, мы должны были работать с агентством, гарантируя, что результат будет отвечать его потребностям, избавит его от «головной боли», вызванной перегруженностью и информационным дефицитом.

После всех усилий, направленных па то, чтобы USPTO открыло свою процедуру принятия решений для общественного участия, Нью-Йоркская юридическая школа была не вправе превратить Peer-to-Patent в закрытый клуб. Но нельзя было превратить его и в инсайдерский проект, шпионящий за правительством. Мы хотели проверить гипотезу о том, что удаленные, неправитель­ственные, добровольные эксперты могут помогать Бюро патен­тов, создавая самостоятельные группы. Поскольку мы собирались л#4® найти лучшее решение проблемы, необходимо было, чтобы кор­поративные юристы сотрудничали с технологами из Кремниевой долины, вашингтонскими политиками, преподавателями, пред­ставителями бизнеса, гражданскими лидерами и дизайнерами.

Нам нужен был процесс совместной работы для создания колле­гиального проекта!

Как уже упоминалось в главе 1, IBM стала первой компанией, заявившей о своей заинтересованности в Ре er-to-Patent42. Участие юристов IBM превратило единичную запись в блоге, сделанную человеком, не принадлежащим к миру патентов, в зачатки сообще­ства совместной работы. Почти сразу, после того как IBM офици­ально вступила в проект, к нему присоединилась и Microsoft. Это стало сюрпризом для многих, кто испытывает подсознательную враждебность к тому, как Microsoft обычно ведет свои дела (при­мером является угроза Microsoft возбудить иски о нарушении патен­тов против разработчиков программного обеспечения с открытым кодом). Но Эдвард «Каз» Казепске, старший директор по патент­ному праву и отношениям группы интеллектуальной собствен­ности и лицензирования Microsoft, был убежден в необходимости

патентной реформы. В бытность заместителем комиссара USPTO по патентным ресурсам и планированию он отвечал за бюджет, управление финансами, стратегические операции и бизнес в сфере информационных технологий. Он осознавал потребность в более качественных информационных ресурсах для помощи экспертам и понимал, какие возможности может открыть эта технология. Он откопал отчет 1966 г., направленный президенту Джонсону. Одной из рекомендаций отчета был конфиденциальный шестимесячный срок, предназначенный для общественной подачи документов, касающихся известного уровня техники. Эта рекомендация так и пе была одобрена43.

Убежденность Казенске в необходимости патентной реформы совпала с его корпоративными интересами. Возможно, Microsoft надеялась, что ее участие смягчит гнев сообщества, поддерживаю­

щего открытый код, возникший после угроз компании выступить против разработчиков Linux, программного обеспечения с откры­тым кодом. Летом 2006 г., когда Microsoft присоединилась к Peer - to-Patent, у них намечалась сделка с Novell, которая позволила бы Microsoft Windows работать с серверами Novell, основанными па от­крытом коде и Linux44. Многие приверженцы открытого кода ожи­дали этого события со скепсисом. И Peer-to-Patent помог смягчить удар. Конечно, Microsoft, как и другие компании, хотели убедиться, что IBM, крупнейший среди них держатель патентов и лицензиар, не монополизирует процесс или не приобретет в нем излишнее влияние. К тому же Microsoft с нетерпением ждала реформ. Еже­дневно в судах рассматривается более 40 направленных против нее исков: и по сей день Microsoft — самая преследуемая за нарушения патентов высокотехнологичная компания45.

Третьей компанией, присоединившейся к проекту, стала GE. За­нимавший в то время пост главного консультанта General Electric по интеллектуальной собственности Кью Тодд Диккинсоп был быв­шим заместителем госсекретаря по интеллектуальной собственно­сти и директором USPTO (и, таким образом, коллегой Казенске)46. Диккинсон также был убежден в необходимости большей прозрач­ности в патентной системе. В бытность главой Бюро патентов он инициировал правило 1.99, позволяющее ограниченное предостав­ление документов третьей стороной без комментариев. Диккинсоп
и Казенске, прекрасно знавшие устройство этого института и его процедуры, добавили веры в проект.

После того как IBM, Microsoft и GE вошли в дело, проект со­гласились поддержать Computer Associates (СА), Hewlett-Packard, intellectual Ventures и Red Hat. Руководители этих компаний со­ставили Наблюдательный совет, который каждую неделю в течение почти целого года проводил телефонные совещания для обмена опытом и определения направлений развития. Нью-Йоркская юри­дическая школа должна была разработать падежную процедуру и сайт для успешной интеграции в механизм принятия решений USPTO, хотя для создания программного обеспечения и требова­лась дополнительная финансовая поддержка. В то же время неза­висимый и бескорыстный вклад со стороны благотворительных организаций и научного сообщества уравновешивал интересы, на­выки и виды на будущее корпоративных инсайдеров. Фонд Макар­туров и Omidyar Network не только обеспечили столь необходимую финансовую поддержку, но и привнесли легитимность независимой и достойной доверия третьей стороны.

Фонды вошли в Консультативный совет наряду с именитыми специалистами по патентному праву и технологиям, главами международных патентных бюро, представителями крупнейшей юридической ассоциации интеллектуальной собственности AIPLA и Национальной академии наук. Консультативный совет, а также десятки ученых и специалистов, участвовавших в планировании, выступали как противовес корпоративного Наблюдательного ко­митета. Ученые играли роль посредников в общении между USPTO и корпорациями, что снижало риск коррупции и обеспечивало про­зрачность. Совместными усилиями эта трехголовая управляющая структура (команда USPTO, корпоративный Наблюдательный ко­митет и Консультативный совет) двигала проект вперед*

Конечно, USPTO было незаменимым партнером* Без его помощи Peer-to-Patent, а значит, и первый федеральный проект управления на основе совместной работы, никогда бы не воплотился в жизнь. А у бюро было множество причин не идти на сближение. Мы про­сили USPTO допустить неизвестных ему сторонних лиц к деятельно­сти, которая составляет его raison d'etre (смысл существования), — к рассмотрению патентных заявок. Не без иронии мы пытались

применить принципы открытого кода к монополистической куль­туре патентной системы. Традиционные формы общественного участия обычно работают не слишком хорошо: бюро либо бывает завалено слишком большим количеством комментариев, либо по­лучает их слишком мало. Нью-Йоркская юридическая школа про­сила USPTO сломать модель обычных форм консультаций, таких как общественная выработка правил, совещательные комитеты и даже традиционная коллегиальная оценка, и принять с откры­тыми объятиями самопровозглашенных рецензентов, связанных только Сетью, Более того, мы не могли предоставить никакой га­рантии, что участники процесса на деле будут экспертами в своих областях и станут действовать бескорыстно.

Ни одно агентство никогда не пыталось связать свои офици­альные процедуры с открытой социальной сетью в Интернете* Хотя мы и развивали свои идеи па основе практик общественных жюри и других ранних форм коллегиальных экспертиз, по мере продвижения вперед приходилось все больше импровизировать. Это требовалось для того, чтобы убедить Бюро патентов принять «грубый консенсус и изменчивый набор правил»; ведь мы обраща­лись к одной из самых консервативных, независимых и завязанных на процедуры организаций с просьбой об эксперименте с ее клю­чевой деятельностью47.

Правда, USPTO имело веские причины принять участие в Реег - to-Patent. Бюро испытывало все возрастающее давление со стороны бизнеса и конгресса по мере того, как росла очередь патентных заявок. Peer-to-Patent предлагала частичное решение этих проблем, а счета готовы были оплатить другие. Но что окончательно убе­дило USPTO, так это тот факт, что Peer-to-Patent оставлял финальное определение патентоспособности в руках штатных сотрудников. Общество должно было предлагать информацию, которую эксперты могли использовать или отвергнуть.

Peer-to-Patent не искал возможностей избавиться от бюро или его экспертов. Проект не собирался менять стандарты рассмо­трения изобретений, наоборот, он хотел предоставить в помощь экспертной системе отряды дополнительных исследователей, ра­ботающих через структурированный интерфейс и поставляющих информацию в разумных количествах. Мы хотели работать внутри процедур принятия решений, а не пересматривать и не искать об­ходных путей. Получив наши заверения, Джей Лукас, вновь назна­ченный заместитель комиссара по патентной экспертизе и человек, посвятивший патентам всю свою жизнь (он даже нашел жейу среди экспертов, и его сын тоже стал экспертом), поддержал идею Реег - to-Patent. Джек Харви, который принял па себя ответственность, когда Лукас перешел па судейскую должность в Бюро патентов, подошел к организации роли бюро в работе Peer-to*Patent творчески и с энтузиазмом, поскольку хорошо был знаком с трудом рядового эксперта. Лукас и Харви подобрали команду из восьми сотрудников для контроля за проектом.

Так кого же не было за столом переговоров о совместной работе? Возможность участия отвергли представители биотехнологической промышленности. Юристы фармацевтических компаний не были заинтересованы в реформировании процесса, который с самого начала был обречен на провал (он был ориентирован па высокотех­нологичные отрасли). Индустрия биотехнологий зависит от статус - кво — сильных патентов, защищающих крупные авансовые инве­стиции в исследования и разработки. И хотя есть противоречие в том, что индустрии, столь зацикленные на патентах, не хотят, чтобы качество этих патентов улучшалось, фармацевтика и био­технология традиционно проявляли мало заинтересованности в ре­форме, которая может ограничить выдачу патентов40. Как инду­стрия биотехнология борется с законопроектами, направленными на реформирование патентной системы. Биотехнологические и фармацевтические компании стараются укрепить патентную защиту своих продуктов лоббированием, направленным против законодательной реформы в Соединенных Штатах и за гарантии эксклюзивных прав по патентным законам развивающихся стран49. (Теперь понимая лучше, что представляет собой Peer-to-Patent, фар­мацевты, возможно, тоже примут участие в проекте.)

Также не было среди наших партнеров и Фонда свободного программного обеспечения (FSF), который помогает в разработке бесплатного софта и защищает право пользователей применять и вносить изменения в свои программы. Возглавляемый техпоеван - гелистом Ричардом Столлмаппом и представляемый профессором права Колумбийского университета Эбеном Могленом, Правовой центр свободы программного обеспечения выступает против па­тентов, особенно в сфере высоких технологий. Патенты помещают под замок то, что должно быть в свободном доступе, в частности программы, которые являются стержневой формой самовыражения в цифровой век. С их точки зрения, патенты позволяют компаниям монополизировать и контролировать процесс создания программ­ных кодов. Пробные шары, которые мы закинули в FSF, чтобы проверить его заинтересованность в Peer-to-Patent (по иронии мы планировали применить коллегиальные методы открытого кода к закрытым процедурам USPTO), подтвердили, что аболициони­сты не станут участвовать в патентовании программ пи в какой форме50. Другие группы открытого кода, такие как сетевое сообще­ство Groklaw и Linux Foundation, представляющие коллективных пользователей операционной системы с открытым кодом, напро­тив, приняли в нашей работе активное участие. Марк Уэббинк, ис­полнительный директор Peer-to-Patent и Центра патентных инно­ваций в Нью-Йоркской юридической школе, ранее был главным юрисконсультом Red Hat, софтверной компании, работающей с от­крытым кодом, и стал одним из первых сторонников Peer-to-Patent.

Как бы то пи было, к тому времени, когда мы были готовы все­рьез задуматься о запуске Peer-to-Patent, мы уже располагали раз­нообразным и компетентным «набором» объединивших свои силы участников.