Ниже хочу предложить вниманию читателя несколько очер­ков, которые дополнят рассказ о современной Австралии. Очерки были написаны мною во время киноэкспедиций по этой стране и публиковались в различных периодических изданиях.

Континент, где верят в удачу...

Если справедлива мысль о связи климата и географии страны с характером ее народа, то австралийцы стали сплоченной нацией, учась выживать сообща.

Ночь была классическая — черная, без луны, с тяжелым тропическим ливнем. Я ехал, всматриваясь в лесную до­рогу. Свет фар выхватил силуэт человека на обочине. Он шел промокший до нитки, не оглядываясь. Странно, поду­мал я, в такую ночь один в лесу. Пока размышлял, машина проскочила мимо. На душе стало неуютно, будто совершил неприличный поступок. Развернувшись, поехал обратно. Человек оказался фермером. Его машина сломалась, и он шел к себе на ферму, расположенную километрах в двад­цати. «Почему вы не подняли руку?» — спросил я, когда он сел в машину. «А что — так не ясно? — мрачно ответил

он. — Вы первый, кто остановился, хотя до вас прошло машины три. Что делается с людьми?!»

Это было не совсем справедливо. За годы жизни в Австра­лии я не припомню случая, чтобы австралиец не остановился при виде человека на пустынной дороге. Если вы возитесь с мотором, кто-нибудь обязательно притормозит и спросит, не нужна ли помощь. Характер народа формировался в не­легких условиях. Всего двести лет назад людей под конвоем высадили на пустынный берег на краю земли и сказали — живите. Без взаимной помощи выжить было невозможно. Это вошло в генетический код, в культуру народа.

Мы подъехали к ферме, и я начал прощаться. «Куда вы поедете в такую ночь? — остановил меня мой новый знако­мый. — Заходите». Дом был большой, просторный, двух­этажный — комнат на десять. Домочадцы уже спали. Пока хозяин ставил на стол еду и пиво, я рассматривал холл.

наборы я видел во многих фермерских домах — книг мало, а музыки много. Австралийцы старшего поколения любят классику. Усядутся вечером, после ужина, возле камина и слушают всей семьей.

Мы разговорились. Хозяин оказался коренным австра­лийцем, потомком первых ссыльных. «За что ваш предок попал сюда?» — поинтересовался я. «Кажется, кого-то огра­бил. Кто теперь разберет?!»

Выспаться не удалось. Проснулся я от чьих-то шагов — это живущий по соседству поссум ходил по железной кры­ше. А потом взошло солнце, и начали дико орать попугаи, радуясь изменению погоды. Я вышел из дома. От ночного ливня ни следа. Носятся тучи белых какаду, и лениво кру­тится ветряк, давая электричество. По австралийским по­нятиям ферма небольшая, гектаров четыреста и пять тысяч овец. Обслуживают два человека — он и жена. Дети уехали учиться в Аделаиду. Если для южных районов, где осадков много и трава сочная, четыреста гектаров — это средняя овцеводческая ферма, то для центральных районов, где кли­мат полупустынный, трава жиденькая, выжженная, на го­довой прокорм одной овцы требуется уже до десяти гекта­ров. Отсюда и размеры ферм в сто тысяч гектаров и больше, а то и по десять-пятнадцать тысяч квадратных миль. От во­рот такой фермы до дверей фермерского дома часа два на ма­шине. На такой территории спокойно может уместиться не­большое европейское государство!

В гости друг к другу попить пивка фермеры летают на соб­ственных самолетиках, которые стоят тут же, возле дома. Врач, если потребуется, тоже прилетит. Зато учительница общается с учениками за сотни миль при помощи радио­телефона и телеэкрана. Каждое утро на далеких фермах раз­дается голос: «Здравствуйте, дети! Все собрались? Джон, по­чему тебя вчера не было?..» И начинается урок.

Если жажда и усталость застали вас возле далекой фер­мы — смело заходите, замков нет. Нет никого дома —

откройте холодильник, возьмите чего-нибудь холодненького и отдыхайте. Вернувшиеся хозяева будут вам рады — таковы неписаные законы этих мест.

Фермы — основа Австралии. При двадцати миллионах населения, девяносто процентов которого живет в горо­дах, на ее пастбищах пасется свыше двухсот миллионов голов скота. Каждый коренной австралиец связан родо­словной с фермой, а то и не порывал с ней. Кинопродюсер, с которым я работаю, имеет тридцать тысяч овец, и два - три месяца в году, облачаясь в джинсы, он обязательно отдает ферме. А потом опять переходит на манишку с ба­бочкой.

Понятие «город» в Австралии весьма условное. В мил­лионных мегаполисах Сиднее и Мельбурне живет чуть ли не половина населения страны, а на обязательно установлен­ных при въезде в любой городок табличках вы можете про­честь: «Население 120 человек», а то и двадцать-тридцать. И это тоже город со всеми положенными атрибутами — мэрией, полицией, банком, супермаркетом, бензоколонкой, пабом. Полное ощущение, что ты в декорациях старого гол­ливудского фильма.

Больших городов в стране меньше десятка. Это смесь традиционной английской и новой американской архи­тектуры. В центре фешенебельные небоскребы — банки, фирмы, магазины, правительственные учреждения, а даль­ше, до самого горизонта, море одно-двухэтажных домиков и парков, по которым без опаски бегают полудикие зве­рюшки. Они не боятся людей и берут корм из рук. По зе­лени, чистоте и вообще по удобству жизни австралийские города занимают ведущие места в мире.

Днем деловой центр кишит народом, как Лондон или Па­риж, а вечером — тишина, жизнь переименуется в «сабо - бы» — районы, заполненные ресторанчиками, барами, пиц­цериями. Здесь вы услышите речь со всего мира, попробуете любую кухню.

Кто же он такой — австралиец? Два века жизни на краю земли сформировали особый характер. Австралиец сдержан и внешне холоден. На вопрос: «Как дела?» обязательно ответит: «О’кей! Все отлично!», даже если вчера попал в автомобиль­ную катастрофу. Его проблемы — это его проблемы. Но его пуританская сдержанность только внешняя. Он даже немного сентиментален. Обидеть животное — страшный грех. Служба по отлову бездомных животных создана не для того, чтобы отправлять их на живодерню, а чтобы ухаживать и кормить. Когда какие-то корейские мальчишки зажарили и съели бро­дячую собаку, поднялась настоящая буря. Телевидению при­шлось долго успокаивать граждан, поясняя, что собака мало чем отличается от коровы, просто у каждой нации своя кухня и свои традиции.

Австралиец никогда не лезет к вам в душу, но всегда при­дет на помощь, если вы в ней нуждаетесь. Он умеет слушать и уважает чужое мнение, если даже с ним не согласен. На ваши извинения за плохой английский он ответит шуткой: «Мой русский значительно хуже». Встретившись на улице глазами с незнакомым человеком, вы всегда получите в ответ улыб­ку или кивок. Австралийца нельзя вывести из себя криком или руганью, этим вы только уроните себя в его глазах. Его может задеть только ирония.

Новый год, в отличие от Рождества, не является здесь се­мейным праздником. В эту ночь вся страна выходит на ули­цы, и австралийцы «выпускают пар» — кричат, пьют, ездят на крышах гудящих автомобилей, демонстративно нару­шая законы. Полиция смотрит на это снисходительно: на­циональный характер, ничего не поделаешь. Заканчивается ночь на пляже обильной выпивкой и купанием в океане. Ведь здесь в это время разгар лета. Но и в обычный день ав­стралиец любит и умеет выпить. Не так давно в Австралии еще существовал «полусухой» закон. Даже пиво подавали только до шести часов вечера. Без пяти шесть мужики сры­вались с работы и неслись в паб, чтобы заказать сразу кру-

жек десять, а уж потом можно сидеть и кайфовать. Однако в любом подпитии австралиец старается быть вежливым — не толкнуть, не оскорбить, не обидеть. Как-то ночью я шел за таким по пустынной улице. Его носило зигзагами по все­му тротуару, и он беспрерывно повторял: «Виноват... Из­вините... Чертовски виноват...» В этом состоянии у него одна цель — поскорее добраться домой. Идея выспаться на травке возле реки не всегда кончается благополучно, особенно в северных тропических районах под Дарвином. Можно проснуться без ноги, откушенной выползшим но­чью из воды крокодилом. Но чаще всего австралиец все же добирается домой. Он твердо усвоил от своих британских предков: «Мой дом — моя крепость». В его характере не­мало от англосакса, но, если вы об этом скажете, он будет протестовать. Видимо, обиды предков-арестантов глубоко сидят в подсознании.

Неприязнь к заморской метрополии иногда выливается в экстравагантные протесты. Как-то радикально настроен­ные студенты дружно продемонстрировали проезжавшей королеве Британии, формальной главе Австралии, простите, разрисованные губной помадой голые зады, за что и были оштрафованы на 200 долларов каждый. Хотя такое отно­шение к метрополии разделяют далеко не все. Королевская семья проводит в Австралии немало времени. Как-то летом я медленно ехал на машине по центру Мельбурна. Середину улицы занимают трамвайные пути, проезд узкий. В зеркаль­це заднего обзора — не гудя и не требуя уступить дорогу — показался эскорт мотоциклистов. Я взял левее (левосторон­нее движение), чтобы пропустить их. Поравнявшись, коман­дир эскорта взял под козырек: «Спасибо, сэр!» Через секунду мимо проехал серебристый «роллс-ройс», в котором сидела дама. Она приветливо улыбнулась и кивнула: «Спасибо, сэр!» Это была королева Англии. Я тут же вспомнил Москву, Ку­тузовский проспект с мчащимися черными лимузинами, от которых шарахаются автомобили.

Но австралийцы — это не только выходцы с Британских островов, хотя около восьмидесяти процентов их предков прибыли именно оттуда. Это еще и более ста других нацио­нальностей. Они привнесли в страну элементы своих куль­тур. Китайцы — свою кухню, греки — умение торговать, немцы — пиво, ставшее любимым напитком страны, вьет­намцы выращивают лучшие овощи, итальянцы — короли прелестных ресторанчиков и кофеен, югославы — лучшие строители и так далее. Все они живут в своих районах, вносят туда свой колорит, атмосферу, обычаи. Телевидение каждую неделю поздравляет с праздниками — китайский Новый год, еврейская Пасха, мусульманский Рамазан... Все это и есть Австралия.

Увы, рая нет на земле. Есть такой анекдот. Встречаются два иммигранта: старожил и только приехавший. «Ну, — спра­шивает новичок, — что это за страна, как тут жить?» — «От­личная страна! — отвечает старожил. — Через пару месяцев ты купишь машину, через пару лет — дом, лет через пят­надцать заговоришь по-английски...» — «Ну, а дальше?» — «Дальше... Дальше будешь разговаривать сам с собой».

В этой невеселой шутке главные проблемы иммигран­тов — язык и сложности вхождения в чужую социально­культурную среду. Но это трудности более или менее пред­сказуемы и очевидные, а есть и такие, которые и в голову не придут. Приезжает, например, греческая или итальянская семья — отец, мать и десятилетний сын. Отец решил подза­работать деньжат в богатой стране, а затем вернуться домой. Проходит пять-шесть лет, деньги скоплены, можно возвра­щаться на родину. «На какую родину?—протестует повзрос­левший сын. — Я австралиец». Его язык, культура, родина уже здесь, а не там. И начинается драма, заканчивающаяся иногда развалом семьи. Вечная проблехма «отцов и детей» усугубляется здесь еще и отчуждениехм культур разных поко­лений. Недаром иммигранты нередко называют Австралию «золотой клеткой».

Рассказывать об Австралии — значит рассказывать о целом континенте, со снежными горами и самыми жаркими в мире пустынями, о континенте, на котором есть места, где — в пря­мом смысле слова — не ступала нога человека. Одно из таких мест — открытые недавно могучие реликтовые леса в уще­льях Голубых гор между Сиднеем и Брисбеном. Их возраст — сотни миллионов лег. Это как найти живого динозавра, такого нигде в мире больше нет! Первым телевизионщикам, летев­шим туда на вертолете, завязали глаза, чтобы они не знали маршрута и не открыли его для туристов, способных уни­чтожить эту драгоценность.

Это страна уникальной природы и уникальных людей, аборигенов, сохраняющих свою культуру вот уже более сорока тысяч лет, страна грез или сновидений, как они ее называют. Их грезы — не фантазии в нашем понимании, для аборигенов мир подсознания реален, как для нас земля, вода, воздух. Мне довелось прожить среди них какое-то вре­мя и услышать их мнения о белых. Аборигены обвиняют нас в подмене основных ценностей жизни, в разрушении фун­даментальных основ, из которых и произошла человеческая душа. Не с этим ли, кстати говоря, связано то, что при всем экономическом благополучии Австралия — одна из лиди­рующих в мире стран по числу самоубийств, особенно среди женщин?

Это страна бесконечных дорог и тысячемильных океан­ских пляжей — иногда ласковых, иногда суровых, почти всег­да пустынных, наполненных лишь рокотом океана. Страна раскаленных каменных пространств и буйствующих красок коралловых рифов Большого Барьера, страна диких мустан­гов, последних настоящих ковбоев и золотоискателей...

«Последний Клондайк планеты» — фильм под таким на - званиехм я как раз и планирую снять в месте с экзотическим названием Огненные Холмы, где температура поднимается до плюс пятидесяти градусов и выше.

В начале века там были найдены богатейшие залежи опа­лов и вырос «город-призрак»... Здесь одни становятся мил­лионерами в считаные месяцы, другие копают пустую породу десятки лет. Фортуна может повернуться к вам лицом, а мо­жет и не заметить. Но первых от вторых вы не отличите — ни по внешности, ни по настроению. Большинство жителей не покинут эти места, ибо держит их здесь в первую очередь не чековая книжка, а любовь к такой жизни. Здесь можно встретить людей из всех слоев общества — от скрывающихся от закона убийц до профессоров, которым надоела универси­тетская жизнь. Но при всей разношерстности этой публики с закаленными мышцами и одубевшей под солнцем кожей здесь нет уголовщины, пьяных драк и прочих эксцессов. Дух сильного характера, витающий над Огненными Холмами, создает особую атмосферу. Здесь все по Киплингу: «Но нет Востока и Запада нет, что племя, родина, род, если сильный с сил ьным лицом к лицу у края земл и встает...»

Когда я уезжал, мои новые друзья сказали мне: «Ты еще вернешься сюда, это место как наркотик, оно не отпу­скает...» И были правы. В конце концов, не зря же сами ав­стралийцы назвали свою родину Lucky Country — Страна удачи.

GEO. 1998. №7.