Генеалогические деревья — не ухоженный кустарник. Мощные и хилые, стройные и поникшие, они всегда— особняком и леса не образуют. В слу­чае Асторов разросшаяся крона уже не позволяет рассмотреть маленькие листочки-судьбы. Попробуем разглядеть крупные, чтобы за ними уви­деть ветви.

ОТЕЦ-ОСНОВАТЕЛЬ

ремя действия — конец XVIII века, место — кро­шечный городок Уолдорф в германском граф­стве Баден. Местный балагур и бездельник, мясник Якоб (Джекоб) Астор, потомок протестантов Асто­ров (или Ашдоров), давным-давно изгнанных из католической Франции, после смерти жены вторич­но женился. Из троих его сыновей двое без промед­ления покинули родительский дом, где воцарилась властная мачеха: старший, Джордж, поселился в Лондоне, открыв магазин музыкальных инструмен­тов, средний, Генри, — в Нью-Йорке, став владель­цем мясной лавки. В 1780 году семнадцатилетний Джон-Джекоб решил последовать примеру старших братьев и вдохнуть свежего воздуха дальних стран.

Уговорив отца ссудить ему несколько крон, он пеш­ком отправился к берегу Рейна. Сентиментальная семейная легенда, ко­торую до глубокой старости любил повторять Джон Астор, гласит, что юноша сделал первый привал под развесистым деревом и дал себе трой­ственный завет: быть честным, трудолюбивым и никогда не спекулиро­вать. О соблюдении последней клятвы речь впереди.

Приплыв в Лондон, он три года оставался у брата, помогая ему в биз­несе и штудируя английский. Когда в 1783 году пришло известие о подпи­сании Парижского мирного договора между Англией и Америкой, Джон понял— его время настало. «Да будет Свет!— по-видимому, сказал он себе.— И непременно— Новый». С двадцатью пятью долларами в кар­мане и подарком брата — семью флейтами в саквояже он пересекает Ат­лантику в каюте самого дешевого класса. Перед высадкой на побережье произошла заминка. Залив у Балтимора был схвачен льдом, и пассажиры корабля оказались в вынужденном двухмесячном безделье. Не иначе, как это был первый, всего на несколько градусов, удачный поворот колеса Фортуны. Юный Астор разговорился со своим спутником — немцем, ко­торый прежде бывал в Америке и успешно торговал мехом и шкурами зверей с индейцами. Юности свойственна впечатлительность. Сойдя на берег, Джон уже определил для себя будущее.

Нью-йоркский брат Генри помог ему наняться к владельцу мехового магазина. Всего несколько лет учебы, и Астор открывает на Бродвее собс­твенное дело. Женитьба на Саре Тодд не только пополнила семейный ко­шелек приданым в виде трехсот долларов, но и ввела простолюдина-мужа в аристократическое общество. Отныне Асторы-мужчины из поколения в поколение будут исповедовать формулу: богатство жен — в их происхож­дении. И еще одним ценным качеством обладала Сара: она знала толк в мехах. За прилавок встал заинтересованный эксперт, а неутомимый Джон принялся за добычу сырья. С мешком за плечами он исходил дальние по­селения охотников-индейцев, пока не смог передать черновую работу аген­там, а сам, уже в качестве солидного купца, появлялся то в Монреале, тог­дашней столице пушной торговли, то в районе Великих Озер, то в далеком Лондоне, приплывая туда на собственном корабле вместе с товаром.

На грани веков состояние Астора уже оценивалось в четверть милли­она долларов — сумма по тем временам огромная. Через несколько лет она увеличилась вдвое. Один из современников назвал Джона «изобре­тенной по собственному проекту машиной для производства денег». Ска­зано жестко, но метко. Для его финансовых замыслов не существовало границ, в том числе географических. Торговля с Китаем стала для Асто­ра превосходно налаженным и доходным бизнесом: североамериканские меха на пяти кораблях под его флагом плыли в Кантон на встречу с экзо­тическими восточными товарами, в том числе китайским чаем. «Амери­канскую меховую компанию» во главе с недавним немецким эмигрантом узнал весь торговый мир. По сути, это была первая зарегистрированная на территории США монополия (эпоха антимонопольного законодатель­ства наступит еще не скоро). Под стать такому статусу были и глобальные замыслы ее хозяина.

Тихоокеанское побережье севера Америки виделось ему в виде цепи собственных торговых форпостов, куда отовсюду, включая русскую (тог­да еще) Аляску, будут доставляться высокосортные шкуры и меха, чтобы затем отправиться в порты Дальнего Востока. Астор начал в 1811 году с поселения в устье реки Колумбия (штат Орегон), получившего название Астория. Все предвещало успех, но осторожный Джон не предусмотрел одного: интересов держав в этом районе. Через два года английские вой­ска заняли форт, но люди Астора успели покинуть его, а их место заня­ли другие ловкие торговцы. Но и сегодня на географических картах и в путеводителях можно увидеть название процветающего многотысячного города Астория, основанного когда-то амбициозным торговцем пушни­ной. Классик американской литературы (а тогда набиравший популяр­ность писатель) Вашингтон Ирвинг по просьбе Астора запечатлел исто­рию форта в романтической повести «Астория» (1836 г.).

Хотя возможности торгового дела еще не были исчерпаны, Джон рез­ко меняет курс предпринимательства. Финансовое чутье подсказывает — его подлинное богатство «зарыто» в земле. Недвижимость! Свой первый земельный участок по совету брата Генри он приобрел давно. Теперь, после многих лет жизни в Нью-Йорке, с его лавинообразно растущим на­селением, стало очевидно: надо спешить, иначе он отстанет от города бу­дущего. А отставать Астор не привык. Постепенно земля в центре Ман - хеттена становится его собственностью, как, впрочем, и здания, жилые и торговые, на ней. Принцип был предельно прост: покупать акры, а прода­вать участки. Он обычно, в отличие от конкурентов, не торопился с пере­продажей приобретенного. Ждал, терпеливо ждал, пока цена купленного участка городской территории резко, до десяти раз, не подскакивала, и вот тогда следовал «прыжок». В эти моменты слова юношеской клятвы вряд ли приходили ему на память. А в промежутках между «прыжками» в хо­зяйский карман исправно стекалась от жильцов и лавочников плата за аренду помещений, ремонт и реконструкцию которых он производил редко и неохотно. Мемуаристы отмечали его патологическую скупость, переходящую в скаредность.

И еще Астор строил. Одно из десятков его зданий на Бродвее стало знаменитым — первый пятиэтажный отель в городе. Роскошные номера сдавались посетителям за два доллара в сутки. Немногие могли позволить себе такой расход. Вот несколько имен из книги знаменитых гостей: замор­ские — наследник английского престола принц Уэльский, Диккенс, Текке - рей; «домашние» — Эдгар По и сам президент-элект Авраам Линкольн.

Старик Астор так однажды ответил на традиционный гипотетически - философский вопрос: «Если бы я мог начать жизнь сначала, зная то, что я знаю теперь, то покупал бы каждый фут земли на острове Манхэттен». Его
потомки не забудут об этом замечании. Ко времени его кончины Астор был одним из самых богатых людей страны. Если не самым богатым. Его состо­яние оценивалось в 20 миллионов долларов. До конца жизни он так и не избавился от тяжелого немецкого акцента, его простые манеры шокирова­ли эстетов, английские каракули порой было трудно разобрать. Но зато все американские газеты на первых полосах, как о новости №1, сообщили, на­пример, не об отречении в этот день от французского престола императора Луи Филиппа, а о смерти в Нью-Йорке 85-летиего миллионера-эмигранта.