...Огромные, как теннисные мячи, звезды, висят на черном небе. Пряхмо над нами загадочный Южный Крест. Как по По­лярной звезде викинги когда-то определяли пути в север­ных морях, так и по Южному Кресту аборигены ищут пути в пустыне. Если долго смотреть на ночное небо, то можно услышать музыку звезд или шум древнего боя...

Мы стоим по грудь в горячей воде и курим. Во тьме светят­ся только огоньки сигарет. Озеро, в котором мы стоим, — это минеральный источник, бьющий из-под земли. Температура

градусов пятьдесят. Местные мужики превратили его в ноч­ной клуб и собираются здесь по вечерам. Тут можно размять кости после дня, проведенного под землей, оттянуться после крепкой выпивки или просто потрепать языками.

Рядом со мной Боб и Ален. Ален — молчаливый корена­стый шотландец лет сорока пяти, а Боб — красивый сорока­летний серб с характером артиста. Собственно говоря, он и есть артист. В свободное от работы время вырезает из опа­ла миниатюрные фигурки австралийских зверушек...

По жизни они друзья, а в деле партнеры.

— Мне нравится эта жизнь, — говорит Боб, продолжая начатый разговор. — Я здесь двадцать лет и могу сказать, что счастлив. Лучшее здесь — это люди... ты можешь быть уверен, что тебе при необходимости помогут... если ты в нужде, или у тебя не хватает денег, или негде жить — всег­да найдется кто-нибудь, кто поможет... Для этого ты даже не должен кого-то близко знать... тут это естественно... Это доставляет людям удовольствие. Большинство из них пом­нят, что сами прошли этот путь до того, как стали на ноги... сами пришли сюда с одним чемоданчиком и десятью долла­рами в кармане. Здесь ты можешь быть самим собой, никто не вмешается в твою жизнь. Делай что хочешь, но не делай плохо другим.

— Здесь более пятидесяти национальностей, — гово­рю я.

— Да, но того, что случилось в Югославии или в Рос­сии, здесь даже представить невозможно. Хорват ты, серб или босниец — здесь это не имеет никакого значения.

— Город очень веселый, — говорит Ален. — Каждый ве­чер у кого-нибудь день рождения или вечеринка... Не имеет значения, у кого, — можешь зайти в любой дом... знакомый или незнакомый — неважно... бери бутылочку и заходи — тебе будут рады...

— Вы чем-то похожи на американцев времен золотой лихорадки? — говорю я.

— Может быть... но это другое... — отвечает Ален.

— Между нами и теми американцами большая разни­ца, — не соглашается Боб. — Вспомни Джека Лондона...

У него же все жадные, им только золото и нужно... А здесь иначе. Сюда многие приезжают не за деньгами, а за другой жизнью. Если бы я стремился только к деньгам, то нашел бы другое место... Например, занялся бы бурением нефти в море. Я уже там был, деньги хорошие, больше, чем здесь.

— А есть люди, которые скрываются здесь от закона? — спрашиваю я.

— Есть, но всё равно все их знают, — говорит Боб. — Если ты ведешь себя как человек, то тут тебя не тронет даже полиция... прошлое есть прошлое... но если ты захочешь к нему вернуться — то лучше уезжай... Я знаю человека, ко­торый в молодости совершил вооруженное ограбление и уже лет двадцать пять живет в этом городе... он один из самых уважаемых людей здесь... Ну а если попадается мерзавец,
как, например, Вояка, который парня с матерью убил и хотел Амиго замочить, такому здесь не место... такого и без по­лиции уберут...

В эту ночь я так и не добрался до своего караван-парка. Проверяя утверждение Алена, что можно зайти в любой дом, где идет пирушка, мы так и сделали — завалились в пер­вую же шумную компанию и гуляли там до утра. Кстати, здесь тоже есть свой «стиль и ритуал». В первые час-полтора, пока тебя не накормят и не напоят, тебе никто не будет за­давать вопросов, а уж потом могут спросить — откуда, мол, ты, парень?..

Утро. Солнце уже поднялось над лесом, но еще не припекает. Я иду по поляне, держа на вытянутой руке согнутую под пря­мым углом металлическую проволочку. Рядом со мной Боб. В какой-то момент проволочка вдруг «оживает» и сама по­ворачивается хоботком к земле...

— Стоп! — говорит Боб. — Здесь будем бурить... Если не веришь, пройдись еще раз... Увидишь, что она повернется на том же месте...

Я повторяю свой проход, и проволочка действительно оживает в той же точке. О таком «народном» способе поиска нефти и металлов я знал и раньше, но на практике вижу его впервые...

Ален подгоняет к этому месту многотонный грузовик в виде подъемного крана с огромной трубой, заканчива­ющейся зубцами. Это передвижная буровая установка. Он направляет трубу перпендикулярно к земле и запускает мо­тор. Мощные зубья со скрежетом врезаются в почву, пугая птиц на деревьях и зверюшек в траве...

— Это самый мощный механизм, который здесь раз­решен, — говорит Ален. — Ничего мощнее нельзя, чтобы не портить природу...

— В чем заключается твой бизнес? — спрашиваю я, ста­раясь перекричать скрежет трубы.

— Ну, например, ты получил участок... Не будешь же ты, как сто лет назад, вручную лопатой месяцами рыть дырку на десять-пятнадцать метров вглубь, чтобы добрать­ся до того слоя, где могут находиться опаловые жилы... Для этого ты приглашаешь меня, у которого есть буровая установка. За пару дней я проделываю тебе вертикальные штольни на нужную глубину... Теперь ты можешь начи­нать работать. Если ничего на этом участке не нашел, зна­чит, я в проигрыше... Ты мне ничего не должен. А если нашел, то мои двадцать-тридцать процентов от всего най­денного... это как заранее условимся...

— Ну и как, часто везет?

— Как когда... Иногда очень даже везет, с первого буре­ния на жилу натыкаешься, если чутье есть...

...Труба монотонно гудит, вгрызаясь в грунт. За ней следит сын Алена, а мы сидим под деревом в тени и пьем пиво. Температура уже поползла вверх, становится жарко. Ален, как классический старатель, в рваных шор­тах, стоптанных башмаках и армейской рубахе. Боб одет по-щегольски.

— Откуда твои предки? — спрашиваю я у Алена.

— Прабабка из Англии, а прадед из Шотландии, — го­ворит он.

— Ты когда-нибудь бывал на их родине?

Ален улыбается:

— Нет... не бывал...

— Да он вообще дальше кровати своей бабы нигде не бы­вал, — смеется Боб.

— А не хотелось бы слетать в Европу, ну, в Москву, на­пример? — спрашиваю я.

— В Москву? — Ален задумывается. — А сколько стоит билет?

— Если потребуется, то найдем подешевле, — говорю я.

Боб заливается смехом. Я смотрю на него, не понимая,

чего это он хохочет...

— Да ты спроси, сколько у него миллионов в банке... — говорит Боб, продолжая смеяться. — И на сколько миллио­нов недвижимого капитала...

— Ну, не все же это я сам заработал, — оправдывает­ся Ален. — Отец оставил... у него была неплохая ферма, на десять тысяч гектар... А потом, лет тридцать назад, он случайно открыл в этих местах самую богатую опаловую жилу... с того времени он и начал заниматься камнями... а потом и я увлекся...

Ален молчит, думая о чем-то.

— Опалы — это такая игра, — говорит он. — В один день можешь заработать миллионы, а на другой день потерять всё... Это жизнь, и к ней надо подходить философски... она дороже денег... Я, наверно, и люблю этот город потому, что здесь люди это понимают.