истина простая

они должны многократно перекрещиваться в разных плоскостях, тогда организм будет

А как вы бы сформулировали это поня тие - “здо­ровье''?

Л И его уже сформулировал: здоровье - это опти­мальное состояние организма, предполагающее адек­ватные реакции организма на любые внешние раздра­жители. Адаптация к среде - это и есть здоровье. Точ­нее, здоровье - это оптимум адаптации. Ничего сложного в этом нет - определение здоровья не может быть сложным. А уж живое-то само точно знает, как жить. Оно-то умеет, мы не умеем: стараемся какой-то ку­сок какого-то процесса назвать болезнью и попытаться его изъять из организма.

В принципе сегодняшний лекарственный подход к бо­лезни и по сути, и по логике своей абсолютно хирурги­ческий. Это ведь вариант лекарственной, или медика­ментозной, хирургии. Абсолютно неважно - отрезал часть организма хирург или эту часть функции отсекла таблетка. Это тот же самый агрессивный подход, кото­
рый для организма всегда травматичен, потому что он не любит ранений. Хирургия - это ножевое ранение, правда, абсолютно вынужденное. Но если наносить ра­нения ежедневно, всю жизнь с помощью лекарств... Вы можете себе представить хирургическую операцию, ко­торая продолжается пять, семь, десять лет подряд? Бес­конечное отрезание хвоста... такое возможно разве что в отношении ногтей и волос.

Есть у человека волосяной покров, и вот ребята, кото­рые занимаются эпиляцией, с упорством Сизифа эти во­лосы удаляют - с корнями, без корней, с луковицами. А волосы вырастают опять. Значит, какие-то механиз­мы в организме все равно сделают так, что волосы бу­дут расти. Ясно же, что рост волос у человека связан не с отсутствием эпиляции, а с какими-то другими процес­сами. Вот лекарственная медицина приходит к тому же результату, что и борьба с волосами. И приводит к рез­кому росту числа хронических больных. А хроничес­кие больные - это организмы, которые заблудились. Организм пытается найти выход, а ему на пути все время ставят новый забор в виде лекарства. Так что истина довольно проста, как, впрочем, любая ис­тина. А многовековые споры о том, что такое болезнь, будут еще продолжаться. Последнее время любят все на гены сваливать: сейчас гены полечим, а когда че­рез какое-то время техника позволит переставлять молекулы и атомы, то заменим в клетке одно ядро на другое. Это все замечательно. Это абсолютное техно­логичное достижение науки. Но я никак не могу себе представить, какое это имеет отношение к лечению людей.

Какие резервы у здоровья, насколько прочен организм и по­чему?

Организм - это сооружение с огромным запасом прочно­сти. Иначе нас убивали бы с одной таблетки - на раз. А лю­ди даже дихлофос пьют, и ничего, выживают. Есть такой растворитель для краски - дихлорэтан. Смертельная доза при приеме внутрь - 30 граммов с небольшим, а в институ­те Склифосовского ставят на ноги пациентов, выпивших по 50 и более граммов. Тут все зависит от того, с чем этот дихлорэтан употребить.

С точки зрения запаса прочности самый разумный ва­риант - сделать каждый механизм комплексным. Что­бы эти механизмы друг друга перекрывали, тогда запас прочности всего организма увеличится во много раз. Ес­ли делать кирпичную кладку, попросту сложив друг на друга сотню кирпичей, то она все время будет пытать­ся развалиться. Если кирпичи в кладке перекрыть друг другом, то стена станет гораздо более прочной. Функ­ции организма - это кирпичи, они должны многократ­но перекрещиваться в разных плоскостях, тогда орга­низм будет прочным и сбалансированным. И я не пони­маю, как можно отдельно регулировать какую-то функцию, если у нее есть еще пять других задач? Функция не существует сама по себе, она нужна в контек­сте общей деятельности. Поэтому смешно слышать: сей­час введем такой-то гормон, и все будет в порядке. Не бу­дет. Потому что как сработает контекст, не знает никто. Назначая гормоны щитовидной железы, не можем мы пол­ностью оценить их действие на весь организм. А гинеколо­гические регуляторы ведут себя еще сложнее. Кроме того, когда организм получает извне что-то похожее на свои соб­ственные структуры, иммунная система по ошибке может среагировать и на полученный продукт, и на собственный аналог. Так запускается аутоиммунная реакция.

Почему настол ько сложно спрогнозировать эффект от ле­карства, от того же гормона, лекарство-то одно? Лекарственная регуляция - как та самая кладка кирпи­чей: в какой кирпичик ни ударишь, кладка во все сто­роны развалится. Так уж организм устроен: на какую бы функцию ни был направлен лекарственный удар, волны удара моментально распространяются по всему организму. Попытки подавить волну требуют включе­ния колоссального количества всяких гасящих механиз­мов, одного тут не хватит. Вывод? Вместо эффекта по­лучаем раздражение довольно большого количества структур. Если это раздражение постоянно, то структу­ры начнут ошибаться, а иммунная система ошибется обязательно, поскольку ей и так тяжело, она все время в состоянии борьбы с введенными внутрь препара­тами. Получается, что мы стратегически прогнозируем заведомо отрицательную ситуацию.

Допустим, действие лекарств такое разное, что и пе раз­берешься; но болезням и-то мы болеем оди на ков ыми? Абсолютно разными. Мы все разные, и у нас нет пово­да болеть одинаково - у каждого свой вариант. Следо­вательно, пытаться наложить на разных людей некую общую схему течения болезни неразумно. Хотя, конеч­но, для классификации очень удобно. Но классифика­ции но мере углубления исследований и уточнения про­цесса разрастаются безмерно. Например, на сей день эпилепсии видов двадцать уже описали. А для назва­ний гепатитов чуть не половина алфавита использо­вана. А если пристроить параметры болезни в схему не удается, то случай называют трудным для диагнос­тики, что зачастую оборачивается такими неприятно­стями, из-за которых мы не понимаем, куда делось здо­ровье. И с лечением загвоздка. Наши попытки блоки­
ровать одну функцию порождают очередные наруше­ния, которые мы вынуждены блокировать снова и сно­ва. Это как снежный ком.

Нельзя забывать и о том, что, пытаясь лечить, то есть вмешиваться в работу системы, мы опираемся на ана­лизы и имеем дело, так сказать, с вчерашним портре­том. Поскольку организм - это непрерывный процесс, то наши обследования - всегда вчерашние. Таким орга­низм был сегодня, вот в эту минуту, а в следующую стал другим, в нем многое изменилось. А мы этого не при­нимаем во внимание, усредняем и лечим. И появляется страшное выражение “хронический больной”, что по сути означает - больной неизлечимый. Человечество, судя по количеству хронических заболеваний, стало просто дефектным. Если попадаются отдельные здоровые, но воспринимаются они скорее как случаи медицинской казуистики, то есть случаи особо редких заболеваний. В опубликованной московской статистике конца 90-х годов написано черным по белому: при об­следовании подростков обнаружено, что чуть ли не 90% из них хронически больны. А 10% признано условно здо­ровыми. Именно отсюда и возникают врачебные шуточки о том, что нет здоровых, есть недообсле - дованные. Раз уж мы о школьниках заговорили: вот есть единая школьная программа, а дети все раз­ные. Что надо делать?

Хороший учитель найдет способ преподавания, под­ходящий каждому кон­кретному ученику. Плохой учитель будет всех детей
подгонять нод программу. Так и в медицине фактически идет приспособление пациентов к диагнозам. Не в смысле подлога, а по сути процесса: вроде мы все разные, но болеть, получается, должны одинаково. И давление должно быть одинаковое. А почему тогда то, что к болезням не относится, может быть разное? Размер ноги, форма ушей, цвет глаз, размер носа, высота голоса, диаметр прямой кишки - все это разное. А вот давление, поскольку для нас это знаковый показатель, должно быть одинаковое у всех!