Н

еужели я действительно в семьдесят побывал на первом в жиз­ни моего сына Чанса матче по детскому бейсболу?! Ни один из игроков в обеих командах не умел играть. Чанс вышел на свою позицию и запустил мяч в центр поля. Потом сам побежал за ним. Нет, не на первую базу, а прямо в центр поля. Все бывшие в поле игроки команды противника бросились за Чансом. Все игроки ко­манды Чанса бросились за полевыми игроками команды против­ника. И устроили кучу-малу, пытаясь завладеть мячом. Я думал, что умру от смеха!

Я начал водить Чанса с Кэнноном на игры Dodgers. Во время первого матча они вообще не понимали, что происходит, и к чет­вертому иннингу заснули. На следующем матче они продержались до пятого. Но через какое-то время стали задавать вопросы: «А по­чему мячей четыре, а страйков три?»

Фред Уилпон предложил Чансу сделать первую подачу в игре Mets с Dodgers. Фред — владелец Mets, а мы с ним вместе учились в школе. Шон объяснила Чансу, что это большая честь и что он дол­жен выйти на поле в майке Mets. По Чанс заявил:

«Я не надену майку Mets. Я фанат Dodgers!»

Она возразила: «Ты должен!»

«Не буду!»

«Так надо!»

«Не буду!»

В конце концов Шон запихнула сына в майку. Чанс тут же отпра­вился в раздевалку Dodgers и объяснил каждому игроку: «Это меня мама заставила надеть!»

Потом он вышел на поле. Я стоял у него за спиной и стал свиде­телем великолепного страйка в его исполнении. Вся скамейка за­пасных Dodgers аплодировала ему. Игрок второй базы Джефф Кент

дал Чансу пакетик семечек, чтобы он мог лузгать их и сплевывать шелуху, как настоящий игрок.

Не успел я опомниться, как Кэннон сделал в одной игре три хоум­рана. Один из тренеров сказал, что еще никогда в своей карьере не видал такого. Я смотрел на маленькую фигурку сына, который носился по базам. Откуда это в нем? Я же никогда не умел бить по мячу.

Я подарил им бейсбол, а они подарили мне юность. Ни за что бы не подумал, что меня еще ожидают в жизни такие чудесные ми­нуты. Я возил их в Зал славы в Куперстауне, смотрел, как они держат в руках первую форму Джеки Робинсона (для этого они должны были надеть белые перчатки). Мы были с ними в весеннем тренировочном лагере Dodgers. Во время этих тренировок мож­но посидеть в кафе с игроками и свободно пообщаться с ними. Когда-то я не мог позволить купить билет на игру в Эббетс-филд. А теперь наблюдаю, как Томми Ласорда вносит праздничный торт в день рождения Чанса и угощает его, его брата и их приятелей. Я могу описать чувства, которые испытываю при этом, только еврейским словом «квеллинга». Оно означает радость, которую испытываешь за других, разделяя их восторг. Когда дети впервые в жизни переживают что-то замечательное, частичка их счастья достается и тебе.

Это наивысшее достижение в жизни человека. Недавно в моей программе Брэд Питт сказал, что лучшая роль в его жизни — это роль отца. Все остальное не может даже близко с этим сравниться.

Я стал теперь еще лучшим отцом, потому что одновременно я уже прадед. Просто удивительно! Но вместе с огромной радо­стью дети приносят мне и огромную боль. Я ощущаю ее, когда они куда-нибудь уезжают. Или когда уезжаю я. Это все потому, что Чан­су сейчас ровно столько же, сколько было мне, когда умер мой отец, а Кэннону — на год меньше.

Однажды я взял Чанса с собой в Бруклин, чтобы показать ему дом, где я рос. Мы побывали на том месте, где раньше был стадион Эббетс-филд. Теперь там что-то строят. Окна аптеки напротив за­браны решеткой. Мы присели на бордюр, и я спел ему свою люби­мую песню.

There Used to Be a Ballpark Right Here

And there used to be a ballpark

Where the field was warm and green

And the people played their crazy game

With a joy I’d never seen

And the air was such a wonder

From the hot dogs and the beer

Yes, there used to be a ballpark, right here.

And there used to be rock candy

And a great big Fourth of July

With the fireworks exploding

All across the summer sky

And the people watch in wonder

How they’d laugh and how they’d cheer

And there used to be a ballpark, right here.

Now the children try to find it

And they can’t believe their eyes

‘Cause the old team just isn’t playing

And the new team hardly tries

And the sky has got so cloudy

When it used to be so clear

And the summer went so quickly this year.

Yes, there used to be a ballpark, right here[96].

Я рассказал Чансу, что, когда Фрэнк Синатра собирался петь эту песню, он говорил, что она не только о стадионе. Она — о жизни, о переменах и взрослении.

«И лето в этом году пролетело так быстро...»

Чанс осмотрелся и спросил: «А мы сможем снова сюда переехать?»

Я сказал ему, что это невозможно, и тогда он спросил: «А можно перевезти все это в Беверли-Хиллз?»

Стал бы я возвращаться на бывший Эббетс-филд, садиться на бордюр и петь эту песню, если бы не было Чанса? Нет, конеч­но. То, что дали и дают мне они с Кэнноном, просто непостижимо. К тому времени, как я переехал в Лос-Анджелес, моя страсть к бейс­болу поутихла. Я перестал фанатеть по Dodgers, когда они покинули Бруклин, еще в 1950-х, а потом стал болеть за Orioles, наблюдая за их тренировками в Майами. Но, когда я встретил Шон, я давно уже перестал быть ярым фанатом. Я смотрел матчи по телевизору, и только.

Но чем старше становились мои сыновья, тем больше они про­никались бейсболом, и я вместе с ними — снова. Два года назад я купил абонементы она весь сезон. И вернулся к давно забытому: теперь я вновь помешан на бейсболе. И это сделали со мной мои дети. Они вернули мне юность.

В последние несколько лет ко мне вернулось очень многое. Я не имел возможности завтракать с Ларри-младшим, когда он был мальчишкой. Но сейчас, когда он заходит в гости, Чанс и Кэннон виснут на нем, и они вместе угощаются блинчиками. Он — их боль­шой брат, вот и все. Они не знают другой жизни.

Когда Ларри-младший появился в моей жизни, я должен был сказать об этом Хае, но не знал, как она отреагирует. А вдруг она разозлится? Она могла бы растеряться и расстроиться. Но никогда не знаешь, чего ждать от других людей. Когда мы с Гербом встре-

И нс Бсрят своим глазам.

Ведь старая команда уже не играет,

А новички и не пытаются.

И небо, что когда-то было ясным,

Теперь почему-то затянулось облаками,

И лето в этом году пролетело так быстро...

Да, вот здесь когда-то был стадион.

тились с ней и сообщили ей новость, она раскинула руки, словно для объятий, и спросила:

«А когда я его увижу?»

Сейчас Ларри-младший вместе с Энди посещают футбольные матчи команд Университета Майами и Флоридского университета. А когда Энди через всю страну приезжает в гости на своем мотоци­кле, Чанс и Кэннон тут же запрыгивают на него, чтобы их покатали. Для них это естественно, и благодаря этому естественно и для меня.

Однажды я комментировал футбольный матч между командами старшеклассников, в котором участвовал Дэнни, старший сын Шон. После того как он забил гол, я сказал в микрофон:

«Дэнни, сегодня можешь лечь спать попозже! Мама разрешает!»

Теперь Дэнни тренирует школьную футбольную команду Чанса и Кэннона. Их няня, Либ Либ, снимает игры на камеру — она стала таким же членом нашей семьи, каким была в моем детстве для меня тетя Белла.

Ларри-младший подарил мне троих внуков. Энди — двоих, которые уже сделали меня дважды прадедушкой. Я подшучиваю над Шон, называя ее самой молодой прабабушкой в мире. Мои правнуки еще младенцы и пока не умеют говорить. Но надеюсь, скоро я узнаю, что чувствует человек, когда его называют пра­дедушкой.

Я не Соломон. Но у меня многообразный отцовский опыт. У меня есть приемный сын, дочь, с которой меня разлучили, сын, которого я нашел, дочь, две приемные дочери от брака с Шэрон, которым я всегда с радостью помогаю, приемный сын от первого брака Шон плюс Чанс и Кэннон. Это сложно описать. Но, может быть, в чем-то это можно сравнить с первым броском Чанса в Дет­ской лиге. В какой-то мере каждый, кто хотел, мог присоединиться к куче-мале в центре поля.