Эта книга — не история Австралии в академическом смыс­ле слова, хотя, конечно же, автор двигался по пути истории. То, что здесь изложено, отражает личное восприятие и по­нимание этой страны автором. Такой он ее увидел, узнал и понял.

Мой путь в Австралию начался давно и случайно. Хотя что в нашей жизни бывает не случайным?!

...Бурные 1960-е годы. Уже не было Сталина, пришел Хрущев, в космос слетал Юрий Гагарин, в России замаячили проблески свободы. Всколыхнулась и забурлила молодежь, которой в дальнейшем будет присвоено гордое имя «шести­десятники(».

После мрачных десятилетий казалось, что на нас вот-вот обрушится водопад счастья. Дни были только яркими, сол­нечными. Хотелось сделать нечто великое. Одни с песнями поднимали целину диких казахских степей, другие ехали «за туманом и за запахом тайги», «лирики и физики» спо­рили, надо ли брать с собой в космос ветку сирени, ибо caxvi полет к звездам казался уже абсолютно очевидным. Залы содрогались от аплодисментов, которыми студенческая мо­лодежь награждала своих новых кумиров, поэтов-бунтарей. Все дышало романтикой и надеждой...

Я только что окончил институт кинематографии и уже снял свой первый публицистический фильм, который по­лучил широкую известность и фестивальные награды. Результатом этого фильма стала дружба с Алексеем Аджу - беем* и благосклонность Никиты Хрущева, что, как тогда

Алексей Аджубей (1924-1993), зять Н. С. Хрущева, главный редактор газегы «Известия» (1959-1964).

казалось, защищало меня от всех невзгод жизни. Меня при­глашали на работу почти все киностудии страны. Я выбрал романтику кинопутешествий. Судьба раскрывала мне свои объятия, но под ложечкой что-то сосало. Бурный характер молодости рвался к чему-то неизведанному...

А надо сказать, что в киноинститут я поступил, уже за­кончив до этого инженерный факультет. Он-то и зародил во мне мечту о профессии кинорежиссера. Мне хотелось снять художественный фильм об истории атомной бомбы, о том, как создавалось это оружие в разных странах мира. Об ученых, шпионах, политиках... Тем более что тема эта была в то время не только новой, но и сверхсекретной...

И вот, резко прервав успешно начатый взлет, я бросаю обеспеченную жизнь, ухожу со студии, снимаю подвальную комнату, из окна которой видны лишь шаркающие по лу­жам ноги прохожих, и по двадцать часов в сутки работаю над сценарием «Ядерный век»*. Это была сумасшедшая ра­бота. По ночам мне снились атомные взрывы, политики, шпионские страсти. Во сне я был на «ты» с сильными мира сего. Они посвящали меня в свои секреты, и мы вместе пла­нировали будущее...

Так продолжалось два года. Я жил, как в бреду, захвачен­ный творческим азартом и новизной темы. Наконец сцена­рий был закончен и начал самостоятельное существование. О нем заговорили в кинематографических кругах. С высо­ких трибун о нем отзывались как о достижении советско­го кинематографа, в котором будет рассказано о «величии русской науки».

Здесь не место излагать подробности, это задача отдель­ной книги. Но не буду скрывать — я был горд и счастлив. Мне, молодому режиссеру, предстояла изумительно инте­ресная работа...

Литературный киносценарий «Ядерный век» опубликован в журнале «Экология и жизнь» (№ 8-12 за 2007 г. и № 1-3 за 2008 г.).

Гром грянул неожиданно. Меня вдруг вызвали на высо­кий партийный верх и дали понять, что «из идеологических соображений фильм о величии русской науки должен сни­мать русский режиссер!» Моя фамилия не подходит...

Сегодня, спустя более трети века, я, по-видимому, смог бы отнестись к такому заявлению чиновников спокой­нее, по-философски, но тогда это было нечто оглушитель­ное — удар на огромной скорости в глухую стену. Тем более что во власти уже не было ни Хрущева, ни Аджубея, к кото­рым я мог бы обратиться за помощью...

Конечно, я знал о наличии в СССР государственного антисемитизма, видел его проявления, но моя жизнь скла­дывалась так, что до этого момента меня лично он обходил стороной. Это было первое соприкосновение с ним. Страна, которую я любил, которой отдавал огонь и талант молодо­сти, оскорбила и унизила меня, фактически назвав челове­ком второго сорта.

Повторяю, здесь не место излагать подробности. Они по­хожи на захватывающий детектив с персональным участием многих имен, известных миру. Скажу лишь, что мой ответ был не менее резок. Я решил уехать из страны. Тем более что я только что женился на девушке из Югославии...

...Белград встретил меня теплом и улыбками. Всех го­ворящих по-русски здесь считали братьями. Газеты брали у меня интервью, коллеги приглашали на ужины в «кафаны», но при всем желании помочь мне они не могли — работы не было. Киностудии были заполнены своими режиссерами и выпускали мало фильмов.

Помню, желая сделать что-то доброе, мне как-то позво­нили из киностудии «Дунава-фильм» и предложили снять десяток тридцатисекундных рекламных роликов, пообещав за это неплохие деньги, на которые мы с женой могли бы безбедно прожить год.

Боже, как я обиделся! Ведь я приехал сюда за великими делами и свершениями! Приехал рассказать миру правду

о советской жизни! А мне предлагают кильки в банке сни­мать! Короче, я отказался*.

Так прошел год. Жили мы с женой на ее невысокий препо­давательский заработок. Она работала, а я писал, окутанный табачным дымом.

В один из дней в газетах появилось сообщение о Все - югославском конкурсе сценаристов. Условия были про­сты — выигравший конкурс сценарий покупается кино­студией и идет в производство. К этому времени я как раз закончил сценарий «Катастрофа» — психологическую драму из славянской жизни. Терять мне было нечего, и я отправил его на конкурс.

Прошло еще несколько месяцев, и как-то утром мне зво­нит знакомый: «Ты газеты сегодня читал?» — «Нет, — гово­рю, — не читал». — «Так спустись вниз, купи и почитай...»

Оказалось, что моя «Катастрофа» получила одну из глав­ных премий! Газеты писали, что в Югославии появился но­вый русский сценарист и прочие хвалебные слова... Боже, сколько было радости!.. Казалось, что жизнь опять раскры­вает объятия.

Но я, видимо, забыл, что существует такая универсаль­ная штука, как «еврейское счастье»! Белградская киностудия «Авала-фильм», где должен был сниматься фильм по моему сценарию, внезапно обанкротилась или оказалась на мели, так что съемки отменялись. Единственное, что могла сделать студия, — оплатить автору сценарий, что она и сделала.

Опять потянулись, как говорится, серые будни. Опять я сидел и писал «в стол»... Впрочем, кое-что все же измени­лось. Мой сценарий получил известность, его рецензировала европейская пресса, о нем хорошо отзывались коллеги, меня приглашали... Одним словом, я был замечен.

Спустя много лет, б Нью-Йорке, я пересказал этот эпизод из своей жиз­ни известному голливудскому режиссеру Милошу Форману. Он схва­тился за голову: «Боже, где рождаются такие наивные люди?! Мне бы сейчас предложили эти ролики!..»

Ha одной из литературных встреч я познакомился с ми­лой супружеской парой из Австралии — Рэй и Бобом Сло - неками. Не имея никакого отношения к России, оба они тем не менее прекрасно владели русским языком, были про­фессорами Мельбурнского университета, факультета слави­стики, и приехали в Белград на международный симпозиум. Знакомство постепенно переросло в дружбу.

Лишь позже я узнал, что прямо из Белграда Рэй по теле­фону рассказала обо мне ведущему в то время австралийско­му кинопродюсеру и публицисту Филиппу Адамсу, у кото­рого и родилась идея пригласить меня поработать на далекий континент, тем более что по случайному стечению обстоя­тельств он только что прочитал в лондонской прессе о моем сценарии.

А еще через неделю у меня раздался звонок. По просьбе Филиппа из Сан-Себастьяна звонил директор Мельбурнско­го международного кинофестиваля Эрвин Радо, который в тот момент находился в Европе. Он готов был прилететь в Белград и спрашивал, есть ли у меня время встретиться с ним.

Встреча состоялась. Это был обаятельный человек, венгр по происхождению, в прошлом музыкант. Дружеские отно­шения между нами установились почти сразу. Эрвин рас­сказал, какое впечатление произвел на него мой сценарий, и спросил, нет ли у меня каких-нибудь новых интересных замыслов.

Я браво ответил, что есть, хотя в голове было абсолютно пусто. «Не могли бы вы показать мне их завтра?» — попро­сил Эрвин.

.. .Всю ночь я мучительно ломал голову, а к утру родился сюжет на одну страничку, навеянный мотивами Александра Солженицына, которого мы тогда зачитывали до дыр. В су­ровых заснеженных горах некой тоталитарной страны рас­положены два лагеря заключенных — мужской и женский, а неподалеку от них секретная ракетная база. В один из дней

начальнику лагерей поступает приказ из Центра: держать в идеальном состоянии горную дорогу, так как вскоре по ней должен пройти транспорт с ракетами.

Проходят дни, недели, а транспорта нет. О приказе забыли. Начинается страшная метель, дорогу заносит снегом. И вдруг звонок из Центра — ракеты пройдут через 48 часов. Началь­ник в панике, он понимает, что на кон поставлена его голова, ибо очистить заваленную снегом горную трассу за такое вре­мя почти невозможно. И тогда в изощренном мозгу садиста рождается решение. Он объявляет по мужскому и женскому лагерям, что они начнут очистку трассы с противоположных концов дороги и пойдут навстречу друг другу. И если они встретятся раньше, чем через 48 часов, то он разрешит им все сэкономленное время остаться вместе. Мужчины и женщины, годами не видевшие друг друга, мечтавшие о встрече и фи­зической близости, воспринимают это как подарок судьбы. В ночной мгле, под вой пурги и обвалы лавин начинается штурм этой адской дороги. Заключенные выполняют рабо­ту раньше срока, оставляя на своем пути трупы замерзших и погибших людей. Но когда они встречаются, у них нет сил ни для радости, ни для секса...

Фильм этот мыслился не о сексе, а о том, как звериная си - стема тоталитаризма расчеловечивает человека, превращая его в животное, — как рабов, так и хозяев.. .*

Надо было быть очень наивным, чтобы предложить по­добную тему тихой мирной Австралии, любящей носталь­гические сюжеты из жизни своих бабушек. Но тогда я знал об Австралии чуть больше, чем об обратной стороне Луны. Эрвин же пришел в восторг и предложил мне ехать на год в Австралию работать над сценарием...

Так начался мой путь в эту страну.

В русском варианте кинолибретто «Безмолвие», как и сценарий «Ката­строфа», опубликованы в авторском сборнике «Мы уходим последни­ми...» (М.: Параллели, 2004).

...Сам собой возникает вопрос, а надо ли было в преди­словии к книге об Австралии рассказывать эту российско - советскую историю, приведшую автора в эту страну?! Думаю, что надо. Австралия — это классическая страна иммигран­тов. Это мозаика человеческих судеб, и судьба автора — одна из них. Если в обычной «исторически стабильной» стране судьбы людей, в общем-то, чем-то схожи, то в Австралии каждая судьба — это отдельная захватывающая история. Предки одних приплыли сюда в кандалах более двух веков назад, других гнали насилие и войны, третьи оказались здесь в поисках «синей птицы» счастья... А все вместе — это и есть народ Австралии, страны Надежды и Удачи, как ее еще на­зывают...

...Мне и до этого приходилось совершать перелеты поч­ти через полмира, но по душевному напряжению это был самый сложный полет в моей жизни. И не в силу его про­должительности. Я чувствовал, что лечу в неизвестность, навстречу судьбе.

Самолет летел из Белграда и был заполнен в основнохм новыми иммигрантами — простыми сельскими людьми. В салоне стояла непривычная для полета тишина, иногда на­рушаемая детским плачем. На лицах пассажиров читались напряжение, тревога и даже испуг. Многие из них впервые поднялись в небо...

Я смотрел на людей, и мне хотелось представить буду­щее ИХ И свое. ВиДИхМО, хМОЙ взгляд, в котором тоже скво­

зила тревога, был неправильно понят пожилой крестьянкой, сидящей в соседнехМ ряду. Она отлохмила половину толстого сельского бутерброда, который ела, и протянула мне. Так обычно поступают люди одной судьбы...

.. .Под нами проплывали желтые безжизненные пески ав­стралийской пустыни Симпсона. Тогда я еще не знал, что это одна из самых опасных и жестоких пустынь мира...