В кабинете Максима Викторова, Управ­ляющего партнера юридической фирмы «Группа правовых исследований» (Legal Intelligence Group Law Firm), есть фото­

графия, где он запечатлен в интерьере знаменитой квартиры на Бейкер-стрит в Лондоне. Шерлок Холмс стал для Макси­ма не просто одним из любимых героев детства, но знаковой фигу рой. Конечно, сыщика с большой натяжкой можно на­звать юристом, а в остальном параллель очевидна: такая же страстная любовь к своей профессии и такое же трепетное отношение к... скрипке.

О компании

Legal Intelligence Group Law Firm (Некоммерческое партнерство Юридическая фирма «Группа правовых исследований») предо­ставляет юридические, консалтинговые, аудиторские услуги, управление активами, проводит экспертизу документов. Имеет офисы в Москве (штаб-квартира), Санкт-Петербурге, Лондоне, Дубае, Пекине. Среди партнеров фирмы: компании федераль­ного и мирового значения, ведущие игроки различных отраслей рынка - медиагруппы, лесопромышленные, финансово-инвес­тиционные, нефтегазодобывающие, торговые, строительные, топливно-энергетические и государственные компании.

Максим, судя по Вашему ре­зюме, Вы начинали строить карьеру как государственный служащий. Как случился пе­реход в бизнес?

В первые постсоветские годы карьера еще воспринималась как карьера на госслужбе. Собствен­но, альтернативы не было. Так что начинал, как все. Но уже к середине 1990-х гг. ситуация изменилась. И я решил уйти из госструктуры в «свободную» жизнь. Выбор пал на очень ак­та вно развивающийся нефтяной
рынок, на котором были востре­бованы юридические услуги. Фирма создавалась и развивалась при непосредственном участии Евгения Алексеевича Суханова — завкафедрой гражданского права юрфака МГУ, одного из экспер­тов по разработке Гражданского кодекса РФ. Сегодня фирма представляет собой некоммер­ческое партнерство, которое объединяет четыре юридичес­ких подразделения. Сначала у нас работали 8 человек, сей­час — в 10 раз больше. Практи-

чески вес наши сотрудники — выпускники юрфака МГУ.

Такова кадровая политика фирмы?

Это неизбежно. Невозможно в рамках одной компании, работа­ющей в такой сфере, как юрис­пруденция, аккумулировать пред­ставителей разных юридических школ. Невольно появится некое непонимание.

Обычно мы начинаем отби­рать будущих сотрудников среди студентов 2-3-го курса юрфака, привлекаем их к себе на практи­ку. Они получают возможность почувствовать, что востребовано на рынке, «вытягивают квинтэс­сенцию» и начинают более ос - мы с л енно, п ре д мет н () за ни м ат ь с я в университете. Таким образом, каждый год наша фирма попол­няется 5-6 сотрудниками. Последние четыре года мы испо­ведуем исключительно такой под­ход. Он, с одной стороны, позво­ляет создавать фундаментальный кадровый резерв. А с другой сто­
роны, способствует росту специа­листа, который после окончания вуза и примерно полутора лет практики может занять серьез­ную позицию в компании.

Специфика нашего бизнеса предполагает очень высокий уро­вень интеллекта. Так что каждый человек для нас — колоссальная ценность. Никакого оборота товаров и материальных ценнос­тей — только мозги.

Видимо, идет очень мощный отбор?

По нескольким критериям. Это не только высокие профессио­нальные навыки, но и очень высокая степень этической готовности человека к работе в компании.

А как Вы это можете проверить?

Есть свои методы. Главное — время: оно все покажет.

Человек из другого юриди­ческого вуза может претеи-

довать на работу7 в Вашей компании в принципе?

В принципе, да. Но на практике такого не происходит. Мы не закрыты, но нам необходимо, чтобы люди, работающие внутри фирмы, были на одной волне. Например, очень хороших спе­циалистов готовит МГИМО, у них в отличие от «эмгэушни - ков» более совершенный иност­ранный язык. Безусловно, это важно. Но сегодня мы придержи­ваемся жесткой практики: для работы с иностранными клиен­тами приглашать профессио­нальных переводчиков. Это поз­воляет уйти от общих рассужде­ний и сразу погрузиться в детали вопроса. Дія нас более важно, чтобы юристы специализирова­лись именно на институте права, а не на английской или француз­ской клиентуре.

Кстати, в офисе фирмы мы установили правило — разговари­вать только по-русски. И это не дань патриотизму или консер­ватизму. Это вопрос культуры

страны. И мне не нравится, ког­да, например, американцы ищут на моей визитке английские бук­вы. Господа, Вы приехали рабо­тать в Россию!

Но Ваша фирма называется по-аиглийски!

Это название головной компа­нии, которая находится в Великобритании, но весь наш бизнес абсолютно интегрирован в российскую действительность. Мне очень отрадно наблюдать колоссальный порыв в понима­нии необходимости юридичес­кой работы на самом высоком уровне в нашей стране.

По большому счету Россия еще только подходит к стадии реа­лизации по-настоящему серьез­ных проектов. Мы стараемся использовать все существующие в мире инновации юридическо­го бизнеса и технологии, но жестко исповедуем принцип работы но тем правилам, кото­рые диктует наша страна.

И сегодня мы платим все нал о-

ги, зарплату юристам выплачи­ваем «белую».

j

Ваши юристы не получают гонораров?

Когда речь заходит о сопровож­дении корпорации, каждый дого­вор мало того, что велик по объ­ему, но и может затрагивать несколько отраслей права. Всем этим одному человеку занимать­ся нереально. Это может только группа. Поэтому в отличие от адвокатских бюро с их специа - л и ста м и и и і іди в иду ал ьи ы м и гонорарами мы платим юристам зарплату.

Что самое главное в работе руководителя?

Если ты работаешь с профессио­налами, иногда очень важно не мешать им. Я люблю, чтобы сотрудники были в чем-то силь­нее меня. Как в футболе: у кого - то хорошая скорость и хороший пас, а у кого-то сильный и точ­ный удар. Главное — правильно подобрать профессионала для
выполнения задачи. А дальше надо не мешать ему, он должен чувствовать себя самостоятсль - ным игроком.

Директора подразделений нашей фирмы — люди с колос­сальным опытом, многие из них продолжают преподавать в уни­верситете, некоторые в процес­се работы получают ученые сте­пени и совершенствуют свои теор ети чес к і іе зна и и я.

А реально ли совместить эти две сферы?

Очень тяжело. Но люди по-осо­бому относятся к работе. У нас нет такого — пришел в 9.00, ушел в 18.00. Условно говоря, человек может весь день спать и всю ночь работать. Мне важно толь­ко одно — получение качествен­ного результата.

Иными словами, контроля у Вас, по сути, нет?

Контроль есть в минимальных объемах, когда речь идет о сов­сем молодых сотрудниках.

Видите ли, я отношусь к юрис­там, которые работают в нашей компании, как к гениальным художникам, творцам. Юриспру­денция — это искусство. Можно ли сказать Рембрандту или Мо­царту: сейчас ты будешь писать, а вечером пойдешь домой? Дру­гое дело, когда у Рембрандта или Моцарта есть заказ. Моцарт, умирая, все равно «Реквием» должен был дописать. Так и на­ши юристы: «умирают», но зада­чу свою выполняют. Говорить, что каждый из них трудоголик, который без работы не может, — банально. Здесь совершенно другое. Это нельзя оценить в деньгах. Духовный уровень человека как члена корпорации таков, что он не может уйти, не доведя дело до конца, не может выполнять работу спустя рукава.

Вы учились управлять бизнесом?

Нигде и никогда. Поучиться биз­несу здорово, да только у кого?

Я всегда смотрю, какой бэкгра­
унд у человека, который хочет меня чему-то научить, какой биз­нес он организовал. Считаю, что лучше послушать лекцию Билла Гейтса или Вагита Алекперова, чем теоретиков, оторванных от практики.

А западные школы Вас не привлекают?

У меня в книжном шкафу вели­колепные учебники по органи­зации юридического бизнеса. Они написаны людьми, кото­рые действительно имеют к это­му отношение. Мы получаем новинки, переводим, пробуем применить какие-то вещи на практике.

Вы много работаете?

Часов 10-11 вдень.

А как отдыхаете?

А я не устаю на работе. Это и есть наиболее востребованное моей собственной субстанцией времяпрепровождение, как ни банально это звучит.

Но у Вас есть и другие увлечения?

У меня их масса. Я обожаю иг­рать в футбол, люблю верховую езду, люблю читать книги и соби­раю библиотеку. И скрипки... — это фанатичная составляющая моей жизни.

Почему именно скрипки?

История такая. В 6 лет я начал заниматься в музыкальной шко - лс. Меня сначала взяли в форте­пианный класс — это было модно. Но я сказал, что буду играть на скрипке. Причем я никогда не хо­тел быть музыкантом. Вообще всю жизнь хотел быть юристом.

А родители юристы?

Нет. В этом смысле у меня не бы­ло никакой предопределеннос­ти, полная свобода выбора. Пом­ню, я был еще маленьким, учился чуть ли в 1-м классе. Однажды мы были в гостях, и кто-то меня спросил: кем ты хочешь стать?

Я сказал: юристом. Для всех, включая родителей, это было
п (>л но й не ож и дан и ос тью. Н а ве р - ное, они бы не удивились, если бы я захотел стать, к примеру, летчиком. Но юристом?!

У меня рано определились пр офссс ИОН сіл ьн ы е устремл е И ИЯ, и никогда не возникало сомне­ний в своем выборе. А параллель­но я учился в музыкальной шко - ле, пел в хоре Большого театра. Позже, когда появились дополни­тельные финансовые возможнос­ти, увлечение музыкой неожидан­но для меня переросло в собира­ние инструментов.

Сколько скрипок насчитыва­ет Ваша коллекция?

Сейчас их 16. В России это круп­нейшая частная коллекция.

Но вообще это нельзя назвать коллекционированием. Тут дру­гое. Это не стремление обла­дать, это ощущения совсем ино­го порядка. Понимаете, скрип­ка — это совершенный результат творческой деятельности. Чело­вечество может просущество­вать еще много лет, но не со-

здаст более совершенных инс­трументов, чем скрипки Стради­вари, Гварнери, Гальяно. Это абсолют! Смысл коллекции — в наиболее полной степени по­лучить представление о скрипке как об инструменте. Это моя личная цель. Постепенно она переросла в общественную.

В этом есть какая-то закономер­ность — ну не могу я один на­ел а ж дат ьс я з вуч а и і іс м этих инструментов. Возник Фонд скрипичного искусства, конкурс скрипачей имени Паганини.

Вы, наверное,

очень счастливый человек?

Думаю, да. Если бы мне был дан
шанс заново прожить свою жизнь — я сделал бы все так же.

У меня есть ощущение, что я свободен в том, что я делаю.

Ваша формула успеха?

Первое, что приходит на ум — кропотливый труд. А если глуб­же... Кажется, у Бернарда Шоу есть фраза: «Обычно человек дает себе труд думать оди н-два раза в год. Я же приобрел между­народную известность, думая один-два раза в неделю». Вот, наверное, это и есть самое важ­ное — думать, хотя бы один-два раза в неделю.

Людміиа Буркина