Непонятно, как мы вообще живы! Экология из рук вон плоха, еда несъедобна, кругом вредоносные излучения - те­левизор, компьютер, мобильный телефон...

Вот я все время пытаюсь объяснить. Вопрос не в том, что такого ужасного есть вокруг нас, а в том, как мы на это реагируем. Если мы в порядке, то ничего страшного не будет. Если мы не в порядке, то можно найти еще два миллиона причин, которые ухудшают наше состояние. Что говорить об излучениях, если провода у нас но все­му дому протянуты? Можно ли проверить, как на нас это влияет? Если пытаться убирать раздражители, кото­рые нам мешают, то логически мы придем к выводу, что жить не надо вообще. Тогда болеть не будешь... А если серьезно - механизмы адаптации к вредным воздейст­виям существуют. У разных организмов они разные. По­пуляция лягушек сильна тем, что они с колоссальной скоростью размножаются. Но чем совершеннее меха­низмы компенсации, тем более низкий уровень воспро­изводимости: людям нет необходимости размножаться, как мухам. За несколько десятков тысяч лет никакие ка­таклизмы уничтожить человечество не смогли.

Одним из важнейших понятий вашей методики являет­ся пищевая аллергия. Что же она собой представляет? Как вы с ней боретесь?

Аллергия до сих пор является одной из самых неясных реакций организма. Аллергологи и по сей день даже в терминологии не могут сойтись. С уверенностью мож­но лишь утверждать, что существует социальный и ме­дицинский феномен под названием “аллергия". Я бы сказал, что аллергия - это большая группа разного ро­да реакций организма чаще всего на продукты пита­ния, реже на продукты жизнедеятельности социума и человека (лекарства, химические соединения). Бо­роться “с аллергией на социум” невозможно, так как его нельзя ликвидировать. Нельзя отменить промыш­ленность, полеты самолетов, автомобили и лекарства. Но можно увеличить возможность организма перено­сить такого рода воздействия.

Такую попытку я бы назвал даже не просто экологией, а социоэкологией. А возможности организма зависят от того, чем он занят. Если он непрерывно занят вычи­щением своих собственных конюшен имени товарища Авгия, то у него нет запаса прочности, чтобы бороть­ся с внешними воздействиями, и он, естественно, на­чинает на них неправильно реагировать. Этот про­цесс иногда называют “аллергией замедленного типа”, то есть тоже не совсем аллергией. Вот как аутоиммун­ный процесс аллергией не назовешь, так и это лучше считать пищевой непереносимостью замедленного ти­на[10]. “Замедленного” означает только, что мы не мо­жем найти или вычислить пусковой механизм. Про­дукт попал в организм сегодня, а реакция возникнет через полгода. Быть может, это происходит в резуль­тате постепенного сокращения возможностей орга­низма? Ведь мгновенная реакция тоже не обязательно является признаком пускового механизма, ее может вызвать случайно попавший сиюминутный раздражи­тель. И таких раздражителей - разнородных “сократи - телей возможностей” - может найтись сколько угодно. Это мы наблюдаем довольно часто. Вот у человека ал­лергическая реакция на рыбу; но если исключить из его рациона, к примеру, молочные продукты, вдруг “непереносимость” рыбы исчезает. Значит, реакция на рыбу просто оказалась выше индивидуального по­рога раздражения. Но когда, освобожденный от “мо­лочного фона”, этот порог сам повысился, то реакция оказалась уже в пределах возможностей. Медицина в этом смысле рассуждает линейно: если съеден такой - то продукт, то получена такая-то реакция. Ладно, убра­ли этот продукт, но реакция все равно осталась. Тогда нашли другой и тоже убрали.

В итоге возникает ситуация, которая у аллергологов называется “аллергия на жизнь” - ну все нельзя. А де­ло-то в каком-нибудь банальном продукте, который сам реакции не вызывает, но так опускает порог пере­носимости, что иммунная система начинает срабаты­вать на все подряд. Поэтому попытки борьбы с отдель­ными аллергенами бесполезны. Представьте человека с огромным списком запрещенных ему аллергологами продуктов. И куда ему деться на этой земле, чтобы на что-нибудь случайно не среагировать? А в период цве­тения как быть? Метаться как угорелому от Крыма и Кавказа до Чукотки и Сибири?

Здесь главное - вопрос подхода к проблеме. Если у че­ловека аллергический насморк, то можно, конечно, непрерывно стирать носовые платки, держать в шка­фу гигантскую стоику, но даст ли эта стопка эффект? Ведь демонстрация стираного платка не говорит о том, что нет насморка. Тем не менее аллергологи гипосенсибилизируют больного к какой-нибудь траве сборной или аллергенам злаков. У нас злаков, если па­мять не изменяет, тринадцать тысяч видов на земле. И чего, ко всем гипосенсибилизировать? Поэтому та­кой подход вреден еще и стратегически. Выстраивает­ся неправильная линия поведения. Более того, посто­янное раздражение механизма его истощает, и реак­ция пропадает. Скажем, у больных туберкулезом в ост­рой форме реакция Манту отрицательная - реагиро­вать нечем. Другой классический пример: после того как больных поллинозом гипосенсибилизируют, они перестают реагировать на пыльцу, но у них начинают­ся приступы бронхиальной астмы при запахе какой - нибудь краски. А почему? Потому что причина все рав­но осталась: подавили только симптом - реакцию на цветение, а организм выход все равно найдет - будет реагировать на что-нибудь еще. Когда борьба с симпто­мами становится самоценной величиной, то пропада­ет весь смысл лечения. Из такого подхода логически вытекает метод лечения анализов, при котором боль­ной абсолютно не нужен.

/

Вы определяете реакцию па продукты в крови; как вооб - ще-то она реагирует?

Положительная реакция означает, что продукт при­сутствовал в крови в том или ином виде. Причем орга­низм определил его как чужеродный. Я же тестирую не кусок мяса, а некую коллоидную субстанцию, опре - деленным образом разведенную. В реактивах концент­рации очень низкие. Вот зачем организму нужно шесть метров кишок? Потому что кишечник - это кон­вейер, каждый участок которого имеет свое приложе­ние, свою функцию. Площадь кишечника колоссаль­ная, там живет огромное количество разных бакте­рий, с взаиморегулируемыми отношениями, и сущест­вуют они в симбиозе с нами.

/

Так вот, если в закономерном пути какого-либо про­дукта но конвейеру есть дефект - тех бактерий не хва­тает или других, то обрабатывается продукт непра­вильно. Если кишечник здоров, то неправильная еда большого вреда не принесет - некоторые едят абы как, и ничего особенного не происходит. Но барьер - это не одна кишечная стенка, а еще то, что на ней жи­вет. Достаточно нарушить одну часть симбиоза, что­бы развалилось все. Немедленно возникает “дыря - вость” барьера. Причем способ проникновения мо­жет быть разный. Вот с помощью электронной микро­скопии показали способ, который называется транс- цитоз - через клетки, через их соустья11. Или макрофа­ги-нейтрофилы свою “ногу” высовывают в кишечник и затаскивают то, что они, очевидно, путем иммунных барьерных реакций определили как нужное им. Но это частности, главное, что информация о съеден­ном в кровь проникает. Я считаю, что формулировать вещи надо радикально. У одной фразы не может быть восемнадцать толкований. Иначе из христианской морали рождается фашизм, и только потому, что не­правильно понята начальная задача. [11]