Разработка Tide не была целенаправленным процессом. Компания накап­ливала ключевые технологии, продвигаясь вперед рывками, в результате счастливых случайностей, отбрасывания тупиковых вариантов и медленной, кропотливой лабораторной работы. На самом деле P&G едва не упустила свой шанс. Решающий прорыв родился из, казалось, совершенно бесперс­пективного проекта — линии исследований, на которую практически все уже махнули рукой. Иными словами, Procter 8с Gamble продвигалась к своему будущему прорывному достижению, мечась из стороны в сторону, а иногда ползком.

Прорыв в синтетику

Первый намек на новую технологию неожиданно появился оттуда, откуда его никто не ждал. В апреле 1931 года Роберт А. Дункан, один из инжене - ров-технологов P&G, путешествовал по Европе «с разведывательными целями», как он позднее это описывал — «чтобы посмотреть, не смогу ли я что-нибудь узнать о технологических процессах и продуктах, интересу­ющих P&G». Одна из остановок привела Дункана в исследовательские ла­боратории I. G. Farben в Людвигсхафтене. Ничто из того, что он увидел во время официального тура, не произвело на него впечатления, но потом события приняли интересный оборот. «Когда я покидал предприятие, бли­зился конец рабочего дня, — вспоминал Дункан позднее, — и один из сотрудников попросил меня подбросить его до дома. Беседуя с ним по дороге, я спросил, есть ли у них какие-нибудь еще разработки, которые могли бы заинтересовать P&G. На секунду задумавшись, он ответил: “Да, есть одна разработка, которая, мне кажется, может быть вам интересна с научной точки зрения, но я уверен, что коммерческого интереса для P&G она не представляет”». Во время Первой мировой войны, когда мыла от­чаянно не хватало, немецкие химики обнаружили, что местная текстильная мануфактура использует в качестве смачивающего агента для красильных операций животную желчь, остающуюся после забоя крупного рогатого скота. В компании LG. Farben было выделено действующее вещество, со­держащееся в желчи, которое она синтезировала и продавала в текстильную промышленность под названием «Игепон». Вещество являлось хорошим смачивающим агентом. Однако, согласно информатору Дункана, оно было «трудным в производстве, дорогим и обладало физическими характерис­тиками, которые делали его непригодным для использования в качестве бытового моющего средства». «В это время мы приехали в его деревеньку, и он вышел», — вспоминал Дункан3.

Случайный рассказ возбудил интерес Дункана, хотя он и не знал, каким образом обратиться в лабораторию за дополнительной информацией: «Ка­залось бестактным вернуться в I. G. и начать расспрашивать их о том, о чем они мне официально не сообщали и о чем я узнал в сугубо частной беседе». Поэтому Дункан позвонил другому своему коллеге, работавшему в компа­нии Deutsche Hydrierwerke в Берлине. Эта компания знала об «Игепоне» и, как выяснилось, как раз собиралась выпустить на рынок конкурирующий продукт. Дункан немедленно договорился о посещении фабрики.

Это был шанс, отдаленный, но, как предчувствовал Дункан, весьма за­манчивый. Свойства, которые делали это поверхностно-активное вещество (ПАВ) эффективным смачивающим агентом, а именно его способность образовывать связи с маслами на одном конце молекулярной цепи и с водой — на другом (таким образом обеспечивается равномерное распреде­ление краски по всей толщине ткани), теоретически должны были сделать его и эффективным моющим средством. Более того, моющее средство с такими свойствами могло бы использоваться для стирки белья и мытья посуды даже в регионах с высокой жесткостью воды, где традиционное мыло образовывало пенистый осадок, «створаживалось». «Deutsche Hydrierwerke не подозревала о его возможной ценности в качестве бытово­го моющего средства», — говорил Дункан. Он приобрел сто килограммов вещества и срочно отправил их в США для дальнейшего исследования4.

Сотрудники лабораторий Procter & Gamble приступили к новым исследо­ваниям в середине 1931 года. «В проведении испытаний тем или иным обра­зом участвовала большая часть сотрудников химического отделения, — вспо­минал Дункан, — и, наверное, от четверти до трети всего состава были полностью заняты на разных стадиях химической оценки». Результаты вы­глядели вдохновляющими, и в 1932 году P&G заключила лицензионное со­глашение на разработку и продажу алкилсульфатов в качестве синтетических моющих средств для использования в быту и прачечных. Итак, Депрессия углублялась, a P&G готовилась вывести на рынок свои первые синтетические моющие средства (СМС). Решив начать с гранулированного хозяйственного мыла и жидкого шампуня, компания выпустила Dreft (появившийся на пробных рынках в 1933 году) и шампунь Drene (в 1934 году).

Dreft, безусловно, являлся новаторским продуктом, однако область его использования в качестве средства для стирки была ограничена. Он дейст­вительно отстирывал одежду даже в жесткой воде, не образуя осадка, — важ­ное преимущество для потребителей, проживающих в районах, где вода имела высокую жесткость (области, охватывающие весь Средний Запад и далее западные штаты до самых Скалистых гор). Но его действие было недостаточным для качественной стирки сильно загрязненных вещей. Хи - микам-технологам Procter & Gamble удалось несколько повысить моющие свойства продукта, введя в его состав определенные модифицирующие
добавки — ряд химических веществ, которые усиливали действие поверх­ностно-активного вещества по отношению к сильно въевшейся грязи. Однако это решение породило новые проблемы: химические добавки вза­имодействовали с солями, определяющими жесткость воды (солями жест­кости), образовывали нерастворимый осадок в виде гранул, остававшихся на ткани и делавших ее после стирки жесткой и шероховатой. Соответс­твенно, Dreft остался в разряде слабодействующих моющих средств. Это был полезный продукт, но с ограниченным рыночным потенциалом.